Несколько минут они сидели молча. Луна скрылась за облаком, и берег сразу стал очень темным, мрачным, молчаливым. Ночную тишину нарушали лишь приглушенные голоса и смех в других палатках. Рот подумал, что через несколько минут ему придется идти в свою палатку. Он со страхом вспомнил о том, что ночью его разбудят для заступления в караул. Из темноты вынырнула фигура приближавшегося к ним солдата.
– Это, кажется, дружище Вайман, – сказал Гольдстейн. – Хороший парень.
– Он что, как и мы, назначен в разведывательный взвод? – спросил Рот.
– Ага, – кивнул Гольдстейн. – Когда мы узнали, что оба назначены в один и тот же взвод, решили спать в одной палатке, если нам разрешат.
Рот кисло улыбнулся. Подошедший Вайман нагнулся, намереваясь войти в палатку, и Рот отодвинулся, чтобы пропустить его.
– Кажется, я видел тебя, когда нас собирали всех вместе, – сказал Рот, не ожидая, когда Гольдстейн познакомит их друг с другом.
– О, конечно, и я помню тебя! – весело отозвался Вайман.
Это был высокий стройный юноша со светлыми волосами и скуластым лицом. Он уселся на одно из одеял и зевнул.
– Я не думал, что разговор будет таким долгим, – сказал он, как бы извиняясь перед Гольдстейном.
– Ничего, ничего, – отозвался Гольдстейн. – Мне пришла в голову идея закрепить палатку, и теперь, по-моему, ее уж никак не свалить.
Вайман осмотрел палатку и заметил новые колышки.
– О, это здорово! – сказал он радостно. – Ты уж извини меня, что я не мог тебе здесь помочь, Джо.
– Пустяки, – ответил Гольдстейн.
Рот почувствовал себя лишним. Он встал.
– Ну я, пожалуй, пойду, – сказал он, почесывая свое худое предплечье.
– Посиди еще, – предложил ему Гольдстейн.
– Нет, надо поспать перед караулом, – сказал Рот и направился к своей палатке.
В темноте идти по песку было трудно. Рот подумал о том, что Гольдстейн не так уж дружелюбен, как кажется. «Это просто поверхностная черта его характера», – решил он и глубоко вздохнул.
Под его ногами едва слышно шуршал песок.
– А я тебе говорю, что обмануть можно кого хочешь и как хочешь, если только как следует подумать, – сказал Полак, улыбаясь, выдвинув свою длинную челюсть вперед в сторону лежавшего рядом Стива Минетты. – Нет таких положений, из которых нельзя было бы найти выход.
Минетте было всего двадцать лет, но он уже успел облысеть, и лоб из-за этого казался необыкновенно высоким. Он отрастил жиденькие усики и аккуратно подстригал их. Однажды кто-то сказал, что он похож на Уильяма Пауэла, и с тех пор Минетта стал причесывать свои волосы так, чтобы усилить сходство с ним.
– Нет, я не согласен с тобой, – ответил он. – Есть такие хитрецы, которых никак не проведешь.
– Чепуха это! – возмутился Полак. Он повернулся под одеялом так, чтобы видеть Минетту. – Вот послушай-ка. Как-то раз я потрошил цыпленка для какой-то старухи. В мясной лавке... И вот я задумал оставить себе кусочек жира... Знаешь, у цыплят около живота всегда есть два таких кусочка жира... – Он прервал свой рассказ, как артист, желающий привлечь внимание аудитории.
Взглянув на неприятно улыбавшийся подвижный рот Полака, Минетта тоже улыбнулся.
– Ну и что? – спросил он.
– Ха, она, стерва, не сводила глаз с моих рук, как голодная собака. А когда я начал заворачивать цыпленка, она вдруг спрашивает: «А где второй кусочек жира?» Я посмотрел на нее очень удивленно и говорю: «Мадам, его брать не следует, он подпорченный. Он испортит вкус всего цыпленка». А она качает головой и говорит: «Ничего, ничего, мальчик, положите его мне». Ну что ж, делать было нечего – пришлось положить.
– Ну и что же, кого ж ты обманул? – удивился Мипетта.
– Ха! Прежде чем положить кусочек в сверток, я незаметно надрезал желчный пузырь. Ты представляешь, какой вкус был у этого цыпленка?
Минетта пожал плечами. Лунный свет был достаточно ярким, чтобы видеть Полака. Из-за трех отсутствующих зубов с левой стороны саркастическая улыбка на его лице казалась очень забавной.
Полаку было, вероятно, не более двадцати одного года, но взгляд его жуликоватых глаз производил отталкивающее впечатление и настораживал, а когда он смеялся, кожа на лице морщилась, как у пожилого человека. Минетте было как-то не по себе от этого. Откровенно говоря, он опасался, что Полак умнее и хитрее его.
– Не трави! – остановил его Мипетта. За кого Полак его принимает, чтоб рассказывать эти небылицы!
– Что, не веришь? Это чистейшая правда, честное слово! – обиделся Полак. Он не выговаривал букву "р", и такие слова, как «правда», «праздник», произносил: «павда», «паздник».
– Да, да, павда, – передразнил его Минетта.
– Веселишься, да? – спросил Полак.
– Не жалуюсь. Ты рассказываешь прямо как в комиксах. – Минетта зевнул. – Что ни говори, а в армии втирать очки еще никому не удавалось.
– А мне здесь неплохо и без втирания очков, – возразил Полак.