Наглец (СИ)

Да только тамбовский волк ему товарищ, а не я!

Бо сонно что-то проворчал и перевернулся на бок; ступая на носочках, подхожу к постели и ныряю под одеяло, заползая под его левую руку. Аверин автоматически обнимает меня, прижав к себе, и почему-то от этого хочется расплакаться.

В пять утра привычно звенит будильник; успеваю отключить его до того, как Богдан проснётся и начнёт ворчать. Натягиваю спортивный костюм, хватаю со стола плеер и наушники и спускаюсь на стадион — приводить тело и душу в порядок. О том, что было ночью, стараюсь не вспоминать — всего лишь временное помутнение рассудка; в конце концов, никто не заставляет меня общаться с Матвеевым круглые сутки. Да и город у нас достаточно большой, чтобы не встретиться случайно.

К тому моменту, как я пробегаю свою почти дневную норму — если не считать беготню по офису — принимаю душ и готовлю нехитрый завтрак, Богдан приводит себя в порядок и просто испаряется — та сделка, ради которой они практически легли костьми, всё же состоялась, и он должен был присутствовать на подписании контракта. Так что я приготовилась к тому, чтобы вновь приехать на работу на служебной машине — мы живём вместе, но некоторые вещи по-прежнему не меняются.

Не знаю, в какой момент я поняла, что вселенная надо мной насмехается: когда мне позвонил водитель с новостью о том, что машина сломалась, а прислать другую нет возможности, и мне предстоит ехать на такси; или когда, выйдя на улицу, замечаю на подъездной дорожке чужую спортивную машину — я живу здесь достаточно долго, чтобы отличить «своих» от «чужих».

А когда со стороны пассажирского места опускается тонированное стекло, и я вижу улыбающееся лицо Матвеева, не могу определиться, что меня бесит больше — собственная растерянность, или его информированность о том, где я живу.

— Тебя подвезти? — как ни в чём не бывало, спрашивает он.

Чувствую, что мой рот против воли раскрывается от осознания его уровня наглости.

Или идиотизма?

Вижу, как во двор заворачивает жёлтая машина с шашечками по бокам, и демонстративно разворачиваюсь к ней лицом, не удостоив Матвеева ответом. Впрочем, это не помешало ему выйти из машины, не глуша мотор, и стать рядом, спрятав руки в карманах пальто.

— Быть может, ты дашь мне второй шанс, и мы всё начнём сначала? — тихо спрашивает он и, развернувшись ко мне лицом, протягивает руку. — Привет, я Костя.

Фыркаю — детский сад, да и только.

— Для таких игр найди себе подружку в яслях, — сухо роняю в ответ на его улыбку. — А меня оставь в покое. Нас с тобой ничего не связывает и связывать не будет, так что не вижу причин что-то в этом менять.

Его рука медленно исчезает из поля моего бокового зрения, и мальчишка тяжело вздыхает — именно мальчишка, потому что так легче его игнорировать.

— Мне правда очень жаль, что тогда так вышло. Я ведь сделал всё, что мог, чтобы исправить ситуацию…

— Это была твоя прямая обязанность — исправить то, что ты сам же и натворил, — не сдерживаюсь от сарказма и тут же себя отчитываю — контроль! — Не нужно говорить об этом так, словно ты тогда сделал нам всем одолжение.

К концу моего ответа такси как раз подъезжает к нам, избавляя меня от необходимости говорить что-то ещё и тем паче выслушивать очередные извинения, которые всё равно не повернут время вспять и ничего не исправят.

Правда, в машине не сдерживаюсь и бросаю взгляд в зеркало заднего вида — Матвеев по-прежнему стоит на тротуаре с хмурым лицом, провожая глазами моё такси. Пытаюсь порадоваться тому, что у меня хоть немного получилось его задеть, но почему-то это совершенно меня не радует; на самом деле я чувствую себя ещё хуже, чем было вчера вечером.

Чёртов Матвеев, весь день испортил!

* * *

К счастью, работа всегда с успехом выбивала из головы все ненужные мысли; стоило мне переступить порог офиса, как я забывала даже собственное имя в круговороте постоянных поручений, организаций встреч и проверок документов. Приближался мой законный отпуск, и я всё свободное время посвящала тому, чтобы максимально решить все вопросы сейчас, а не оставлять их на попечение очередной ничего не соображающей идиотки, за которой я потом снова буду всё переделывать, отвлекаясь лишь на еду и сон.

С Богданом мы практически не пересекались, но если мне везло встретить его в коридоре, он удостаивал меня только хмурым взглядом, который мне совершенно не нравился. Не знаю, сколько бы мы так играли в гляделки, если бы ближе к концу вечера я не влетела в его кабинет, демонстративно повернув ключ в двери. Бо всего лишь поднял вопросительно бровь и, сцепив пальцы в замок на дубовой поверхности стола, откинулся на спинку кресла.

— В чём дело?

— Прямо с языка вопрос снял, — ворчу в ответ. — Чем ты снова недоволен?

Богдан вздыхает, потирает пальцами переносицу и отводит взгляд к окну.