Наглец (СИ)

Ближе к полуночи любые уговоры перестают действовать на собственный организм, поэтому пропускаю момент, когда сознание отключается; прихожу в себя, когда чувствую, как меня берут на руки и прижимают к крепкой груди. Кое-как разлепляю сомкнувшиеся веки и вновь встречаю спокойную синеву глаз Бо, который несёт меня через весь зал под мечтательные вздохи и завистливые перешёптывания, которые я слышу лишь побочно. В такие моменты, как этот, мне начинает казаться, что между нами есть что-то большее, чем взаимовыгодное сотрудничество и «брак по соглашению» — особенно, когда он так на меня смотрит.

Пока машина петляет по городу, я дремлю и снова прихожу в себя в своей квартире, когда Богдан избавляет меня от одежды.

— На твоём фоне все женщины выглядели бледными молями, — горячий шёпот опаляет моё ухо, пока его проворные пальцы пытаются справиться с застёжкой на лифе. — Если бы не сделка, я бы ещё в самом начале утащил тебя в какой-нибудь укромный уголок.

Обычно моё тело очень остро реагирует на подобные «признания», но сегодня я действительно настолько устала, что моим личным достижением будет самостоятельно добраться до постели.

— Пожалуйста, Бо, только не сейчас, — устало отвечаю, игнорируя его откровенное желание. — Я совершенно без сил.

Богдан на секунду застывает и отстраняется с ехидной усмешкой.

— Скажи ещё, что голова болит, — фыркает он. — Ты уже две недели меня динамишь!

Это чистая правда. Но вовсе не потому, что я не хочу, чтобы он дотрагивался до меня или что-то в этом роде; за эти две недели, пока шли последние приготовления к сделке с «Альянсом», у меня в самом деле не было времени на личную жизнь, потому что я была нужна абсолютно везде, будто имела большую важность, нежели остальные члены компании. И если поначалу Аверин понимающе кивал и даже пытался поддержать — именно пытался, потому что утешение явно не его конёк — то через неделю начал напоминать паровоз, который с каждым следующим днём всё больше набирал скорость.

Никакие уговоры и заверения не действовали на Богдана, потому что с холериками всегда тяжело; это всё равно что сидеть на вулкане — не знаешь, в какой момент он вспыхнет, и когда потухнет. Да ещё эти его скачки настроения словно по щелчку пальцев…

— Послушай, Аверин, — всё так же устало отвечаю, пытаясь собрать мысли воедино, хотя в голове бьётся лишь одна — о том, как я зарываюсь лицом в подушку. — Я не против секса с тобой, но если ты не хочешь, чтобы в самый ответственный момент я заснула, тогда…

— Ладно, я понял, — вскидывает он руки и ерошит ими волосы, создавая на голове беспорядок. — Ложись спать.

Успеваю моргнуть перед тем, как он пропадает из поля моего зрения, и через пару мгновений слышу, как хлопает входная дверь. В любой другой ситуации я бы подумала над тем, куда именно он направился, и, скорее всего, вывод бы мне не понравился; но я чувствовала себя совершенно разбитой, а потому просто доплелась до спальни, кое-как смыла косметику и без сил упала прямо на одеяло.

В пять утра привычно звенит будильник, который именно сегодня хочется разбить о стену — всё же, последний бокал шампанского явно был лишним, а ведь я клялась сама себе, что ни за что больше не потеряю головы, особенно если вопрос касается работы. С тихим стоном недовольства выбираюсь из постели и плетусь в ванную, где контрастный душ быстро приводит меня в чувство. Натягиваю спортивный костюм и спускаюсь на цокольный этаж, на котором находится нечто среднее между крытым стадионом и спортзалом; по размерам он не слишком большой, но лучше бегать здесь, чем нарезать круги по парковке. Уже на втором круге мышцы начинают приятно гудеть, и я окончательно просыпаюсь, заряжаясь энергией для нового рабочего дня, в котором наверняка снова не будет ни одной свободной минутки.

Честно говоря, я уже забыла даже, когда последний раз была в отпуске… Полагаю, это было летом две тысячи пятнадцатого года — перед тем, как меня взяли на работу. Это было так давно, что я успела забыть о том, что люди вообще уходят в отпуск, но это целиком и полностью моя инициатива: после того, как в мой первый отпуск вместо меня временно поставили какую-то идиотку, за которой после я полтора месяца разгребала косяки и завалы, я зареклась куда-либо уходить. Отдых отдыхом, а быть погребённой под тонной отчётов, заключений и договоров — перспектива так себе. Поначалу мне казалось, что я просто не выдержу такого бешеного темпа и слягу с каким-нибудь психическим расстройством в лечебницу, которой даже в «2gis» не найти, а потом втянулась и даже научилась получать от работы удовольствие — в виде пятизначной цифры с четырьмя нолями.

После двенадцатого круга, когда уже даже диафрагма перестала выдерживать нагрузку, я вернулась в квартиру, снова приняла душ и съела небольшую порцию овсяных хлопьев, залитых апельсиновым соком — мой привычный за полтора года завтрак. С тех пор, как мы с Бо познакомились, моё желание быть в форме превратилось в навязчивую идею-фикс; ну и Аверину нравилось, что рядом с ним — почти фотомодель.