Нагльфар в океане времени

«Ты чего?» — спросил он.

«Да пошел ты», — сказала девочка и сплюнула. Она вертела голубя так и сяк.

«Дай почитать», — сказал он обескураженно.

«Да пошел ты…» Ее взгляд тупо уставился в бумагу. Помощник, убитый горем, поплелся к лестнице, там валялась птица со сплющенным носом. Он развернул ее, но почерк был неразборчив. Он вернулся и несколько времени сидел на корточках неподалеку от углубившейся в чтение девочки, делая вид, что тоже занят. Наконец он поднялся, разминая онемевшие коленки, и произнес полувопросительно: «Ну, я пошел?..» Ответом было молчание. Люба читала письмо — довольно обыкновенное, как мы сейчас увидим, и вместе с тем в высшей степени странное.

Некто доводил до сведения следующее: сложная международная обстановка, наступление мирового капитала требует от нас особой бдительности. В доме № такой-то по Н-скому переулку в помещении бывшей котельной проживает гражданин, который занимается мистикой, колдовством, хранит у себя религиозную литературу. Будучи отцом репрессированного врага народа, скрывает свое прошлое, изменил имя и год рождения. Далее автор письма писал, что в науке известны случаи долголетия, в будущем, когда революция победит во всем мире, такие случаи будут не исключением, а правилом. Ввиду всего вышеизложенного просьба выяснить личность упомянутого жильца, чем он занимался в прошлом, откуда прибыл. Не исключено, что под видом советского гражданина в подвале укрывается известный в истории международный авантюрист по имени Агасфер, засланный в нашу страну с подрывным заданием.

Дочитав письмо, свидетельство совершенно необычной эрудиции писавшего, девочка подняла на товарища по ночным похождениям затуманенный взгляд. Было поздно. Неожиданно сообщник судорожно и сладко зевнул.

«Ну, я пошел», — объявил он, помахивая мятой птицей.

«Погоди. Дай сюда».

«Там ничего нет».

«Давай, говорят тебе!» Азарт детектива и чувство, знакомое исследователям — что открытия не приходят в одиночку, — завладели ею. Она была изумлена, не верила нечаянной удаче. От тоскливой скуки не осталось следа. Мельком взглянув на второе письмо, она запихнула его в карман.

«Где продолжение?»

«Не знаю».

«Сволочь, — бормотала она, — где продолжение?..» Она рылась в ворохе оставшихся писем и наконец нашла то, что искала.

«Слушай, — сказала она вдохновенно, — сходи еще раз!» «Куда?»

«За конвертами».

«Зачем?»

«Надо».

Помощник засопел и сказал, что он больше не пойдет. «Чего?!» — сказала она грозно. Он повторил: не пойду, и все. «Тебе надо, сама и иди».

«Ах ты, гад!» — сказала она, после чего наступило молчание. Потом он спросил:

«А зачем они тебе?» «Принесешь, узнаешь».

«Я пошел домой. — Его обижало то, что она не посвящала его в свои планы, спрятала письма в карман. — И вообще… — сказал он. — Больше я доставать письма не буду».

Это был уже открытый бунт.

«Струсил, так и скажи. Дурачина, если тебя поймают, то ничего не будет. Ты еще малолетка. Поплачешь, и отпустят. А меня если поймают, то посодят».

Помощник молчал и, глядя в пол, чертил кончиком ботинка сложную фигуру.

«Последний раз спрашиваю: пойдешь? По-хорошему спрашиваю!» Он смотрел в пол.

«Ну, не хочешь, как хочешь… А я одну вещь хотела показать».

«Какую вещь?» «Принесешь, покажу».

Он продолжал рисовать ботинком, потом поднял на нее сумрачный взгляд.

«А я видел», — сказал он. «Когда это ты видел?» «Видел».

«Тогда была ерунда, — сказала Люба, — тогда ты был еще малявка, ничего не понимал. Тогда было издали. Чего ты видел, ничего ты не видел. Ты близорукий».

«Я не близорукий, — возразил он. — Я даже Марс вижу».

«Это совсем другое дело. Если принесешь, покажу совсем близко».

«Прямо сейчас?»

«Сейчас нельзя, могут войти. И потом, здесь негде. Мне же надо лечь».

«А когда?»

«Когда хочешь. Хочешь, завтра». «Слово даешь?»

«Вот те крест, — сказала она и размашисто перекрестилась. — Честное ленинское, честное сталинское и всех вождей. Сука буду. С места не сойти».

Он все еще колебался.

«А чего показывать-то, — проговорил он презрительно, — ничего там нет».

«Нет, есть, — сказала девочка, таинственно улыбаясь. — Если бы не было, то и смотреть было бы неинтересно. А тебе самому интересно».

Она выскользнула наружу, вернулась.

«Иди быстро, — прошептала она, — никого нет…»

Как назло, ящик не поддавался. Она приплясывала перед подъездом, под моросящим дождем, зорко поглядывая по сторонам, пока он трудился на противоположной стороне переулка. «Заклинило, вот ч-черт…» — буркнул он, когда она подбежала к нему. «Заклинило, заклинило… Герой сопливый». Она нажала на что-то, и конверты посыпались на мокрый тротуар.

Вдвоем ввалились в парадное, девочка отфыркивалась и трясла мокрой головой. Разложили добычу на батарее.

«А если войдут?»

«Балда, не видишь, они все промокли… Не дрейфь, никто не войдет».

«Ты же сама сказала».

«Чего я сказала?»

«Ты сказала, что могут войти».

Она изучала конверты.

«Завтра покажешь?» — спросил он.

«Чего?»

«Завтра. Ты же обещала».

Девочка подняла брови, изобразив крайнее удивление.