Наглядные пособия

Складываю старые тряпки — кофту и рубашку — аккуратной стопочкой, надеваю юката. Дверь вновь отворяется, входит миссис Анака, за ней — Сьюки. Все кланяются друг другу. Да, я уже познакомилась со Сьюки, да-да, и Сьюки уже познакомилась со мной. До чего же в это время года жарко и влажно! Только и мечтаешь, что о дожде. В Хартфорде, Херефорде, Хэмпшире холодно, хмуро и худо [17]. Теперь Сьюки изъясняется этаким высоким, жеманным голосочком — точно такое же мягкое сопрано слышишь по громкоговорителю в метро, в универмагах и в супермаркетах, и даже в городских автобусах («Следующая остановка — Киотский университет»).

— Мы так рады, что вы смогли к нам присоединиться, — щебечет Сьюки, явно искренне. Миссис Анака энергично кивает.

— Как вы вовремя подгадали, — говорю я миссис Анака. — От меня уже пованивать начинает.

— Повоннивать?

— Пованивать, — поясняет Сьюки.

Пантомима с обнюхиванием подмышек. «Пованивать».

— Мы вас отмывать, — с улыбкой возвещает миссис Анака, — внутри и снаружи.

Меня вводят в узкую комнатушку с зеленым мраморным полом. По одной из стеклянных стен струится вода.

Сьюки развязывает пояс моего юката. Миссис Анака, крутнув меня на месте, сдергивает халатик и вешает его на серебряный крючок у двери. В свою очередь разоблачаются и они. Сьюки худенькая, как мальчишка. У миссис Анака одна грудь вислая, на месте второй — идущий наискось шрам. Она открывает небольшой шкафчик, извлекает графинчик с амбровым маслом и две пары губчатых рукавиц. Сьюки подводит меня к низким серебряным поручням, вделанным в пол, и показывает, как на них опереться. Ее мать прыскает немного амбры мне на шею и плечи и принимается втирать ее при помощи рукавиц, так что вскоре весь мой торс покрыт благоухающей пеной. Тем временем Сьюки зашла сзади и сходным образом обрабатывает мне спину и ягодицы. Чувствую себя машиной в автомойке с полировкой.

Покончив с ногами, они помогают мне подняться и подводят к водопаду. Вода — не слишком горячая, не слишком холодная — норовит сбить меня с ног. Вступаешь под эти струи — точно занавес отдернули, выходишь — и оказываешься в новом мире, таком необозримо-огромном, словно и стен никаких нет, только стремительный водный поток. Рядом со мной появляются миссис Анака и Сьюки; шрам-полумесяц миссис Анака влажно поблескивает. Огромные золотистые камни сжались, припали к земле, будто львы на теплом песке. Между ними — недвижные синие озера.

Сьюки и миссис Анака берут меня за руки и подводят к ближайшему бассейну. На плоском камне — громадный фаянсовый кувшин и три деревянные коробочки без крышек, такие маленькие, что в ладони поместятся.

Я недоуменно гляжу на воду: над ней курится пар.

— Секрет в том, чтобы войти сразу, — шепчет Сьюки.

— Думаешь, будто умирать, — хихикает миссис Анака.

Сьюки опускается на колени на камень и соскальзывает в воду: тело гладкое, точно у выдры, — даже ряби не всколыхнуло.

Миссис Анака тыкает меня в живот.

— Теперь вы.

Сейчас-сейчас. Сьюки улыбается мне снизу вверх; лицо ее раскраснелось от испарины.

— Думать, что холодно. — Миссис Анака резко меня толкает.

Жар обдирает мне тело, вода такая горячая, что кожа ничего не чувствует. Вулкан внутри меня наполняется бурлящей лавой. Вода доходит мне до шеи. Я открываю рот, чтобы закричать. Вместо крика — нездешний мелодичный вздох, что срывает губы с растворяющегося черепа, высвобождает нечто такое, про что я и думать не думала, будто оно заперто в клетке.

— Вы в порядке? — Сьюки касается рукой моего трепещущего плеча.

Пытаюсь заговорить, но на сей раз не удается издать ни звука, ни даже вздоха.

— Вы расслабьтесь, — советует мисс Анака, с тихим всплеском погружаясь в бассейн.

Они не понимают: я уже расслабилась. Тело мое не пылает: жар — это я сама. Ни на что не похоже. Хочется рассказать им, объяснить… вот только силы тратить нет смысла.

Миссис Анака колдует с коробочками светлого дерева и фаянсовым кувшином. Наконец протягивает мне одну из коробочек. Я знаю: надо бы вынуть руку из воды и взять ее… в то же время это незамысловатое действие явно потребует неимоверных усилий. Коробочка подрагивает перед моими глазами, на краешке — крохотный кристаллик соли.

— Все о’кей. — Губы Сьюки — у самого моего уха. Она берет коробочку у матери и подносит ее к моим губам. Прозрачная жидкость тепла и абсолютно безвкусна. Сакэ. Причмокивая, выпиваю — ко всеобщему одобрению.

Сьюки возвращает коробочку матери, та тут же наполняет ее снова.

Забавная штука сакэ — я от него не пьянею. Я могу пить и пить, и речь моя остается по-прежнему внятной, а шаг — столь же твердым. Аи contraire [18], с каждой новой каплей сознание мое проясняется все больше, и вот наконец ослепительно яркий свет омывает мир, и я изливаю на всех окружающих, не важно, друзей или посторонних, накопленные за долгую жизнь истины. А потом либо блюю, либо ловлю такси до дома — в зависимости от того, что успеваю раньше.