Нагорная проповедь

Наше сознание должно в этом участвовать ровно настолько, насколько того требует само действие, но без пристального всматривания в него. Пусть сознание будет начеку, чтобы не допускать в себя ни малейшего впечатления о происходящем. Даже смотреть на свои поступки как бы со стороны уже нехорошо, так же, как и искать себе зрителей. В этом случае нарушается внутреннее единство движения жизни: каждый из нас ведь и герой, и зритель в одном лице. Но по мере превращения в зрителей мы перестаем быть героями, а потом становимся актерами, хотя и играющими для самих себя. Нарушение такого единства лишает наши искания правды, а вместе с ней – силы и плодотворности.

Можно ли, что-то делая, одновременно смотреться в зеркало, чтобы видеть, как ты при этом выглядишь! Движения обязательно станут вялыми, ведь отвлекаясь от дела, мы переключаемся на себя, а это неизбежно отразится на том, что мы делаем, и наша естественность исчезнет. Объективное течение нашей собственной жизни прервется. Если оглядываться на исполненное и упиваться результатами, то мы застынем на месте, жизнь собьется с ритма, и мгновение будет упущено. У нас нет времени праздновать победы. Нам нужно идти вперед, к тому нас побуждает бьющая ключом жизнь.

Люди нового становления никогда не воображают невесть что о характере и достижениях своей собственной жизни, ибо то, что в их глазах ценно, родилось и выросло само, а не придумано и не содеяно ими. Она будет радовать их лишь тогда, когда они превратятся в чистый инструмент Божественной силы. Тот, кто любит, не станет возвеличивать себя. Кто станет благодарить себя за то, что принял человека, пожелавшего помочь ему исполнить его предназначение? Для живущего изначальными чувствами такая неожиданным образом ниспосланная ему поддержка – движение чисто рефлективное. Уже одно это делает его счастливым – как реакция на самый сокровенный жизненный порыв, исключающий всяческое самолюбование. И что необычного в том, когда мы во благо другим добросовестно и тщательно управляем вверенным нам имуществом и делимся с нуждающимися? Смешон кассир, вздумавший ставить себе в заслугу выплату больших сумм! Но кто останется внутренне совершенно спокойным, принося «жертвы»? Ни у кого это естественным образом не получится, но произойдет само собой, если мы займем истинную позицию по отношению к жизни и изменимся настолько, что ощутим свою изначальность.

Но поистине незаметно для нас и для других наша внутренняя жизнь протекает лишь тогда, когда она изливается из сокровенного источника. Мы живем простодушно и бесхитростно, когда все проявления нашей жизни диктуются не рефлексиями, а изначальными чувствами, когда они порождены не размышлениями, а живым контактом нашего естества со сложившейся ситуацией, с текущими запросами жизни, с людьми, ниспосланными именно нам. Источник нашей жизни должен находиться вне нашего сознания, в сокрытии, иначе мы никогда не придем к бьющей ключом, гениальной, созидательной жизни. Начало всего живого, способного приводить в движение, всегда сокрыто. Таков порядок, пронизывающий всю природу, а значит, и духовную жизнь людей. Он должен царить и в индивидуальной жизни человека, иначе она никогда не станет истинной, а будет убогой подделкой. Все результаты наших размышлений – искусственные образы, лишенные собственной, созидательной, зажигательной жизни. То не стихийные природные процессы, не откровения нашего существа и не подлинные плоды нашей жизни. Они ведь придуманы, а не возникли сами.

Различие очевидно. Одно дело видеть своего ближнего в нужде, ощущать его бедственное положение всей глубиной своего существа как свое собственное и, не долго думая, бросаться ему на помощь – я обязан ему помочь и не могу иначе. Чужие тяготы обращают силу глубочайшего сочувствия в незаметную для всех помощь, когда вряд ли кто узнает о содеянном. Другое дело, если чья-то нужда наводит меня на следующие рассуждения: прав будь, человек, милостив и добр. Я обязан помочь, я исполняю свой долг, я спешу на выручку ближнему, поскольку должен его любить, а вовсе не потому, что не могу его не любить. В первом случае я действую, руководствуясь изначальным чувством, во втором – соображениями морального характера.

Если мы не хотим погубить первые ростки жизни, то жить нужно, руководствуясь изначальными чувствами. Тогда сознание не то чтобы отключается, а скорее целиком и полностью подчиняется происходящим процессам. Наивность – не в бездумном действовании. Наивность – это когда все созидательные силы сознания так напряжены, что оно просто не в состоянии предаваться размышлениям, фантазируя и ожидая бурных аплодисментов. Наивность – не в бессознательной жизни, а в неповрежденной изначальности внутренней жизни, когда она ощущается настолько глубоко и настолько заполнена делом, что и представления не имеет о собственной привлекательности и красоте своих поступков и о значимости своего труда.