— Не нравится вам старая дама?
— Редкостный экземпляр.
— В каком смысле?
— Даже слов не подберешь. Будто с другой планеты свалилась, такое от нее впечатление.
— Люди большого таланта всегда с причудами.
— Возможно, — не очень уверенно протянул Тенис. — Ее талант для меня дело темное.
— Не забывайте, ей скоро стукнет восемьдесят. Было бы совсем неплохо, если бы и мы в ее возрасте сохранили такую прыть.
— Не о прыти я говорю,-— отмахнулся Тенис. — А в общем-то, чего там... Десять тысяч лет жизни ей!
Судя по размеренному дыханию, Турлаву показалось, что Тенис начинает засыпать, но как раз в тот момент он вздохнул, перевернулся на другой бок и тихонько, про себя стал посвистывать.
— Что, не спится?
— Не хватает нужной компрессии. Глаза не закрываются.
— Вы в самом деле пять лет уже работаете в монтажном цехе?
— По заводским реестрам так оно выходит.
— И не наскучило? Конвейер вещь нудная.
— Тут я с вами не согласен. Ритм очень притягателен. Вы обратили внимание, с каким удовольствием на всяких сборищах люди хлопают в ладоши?
— И очень быстро сбиваются с такта.
— По другим причинам. Такт ни при чем. Любовь к ритму заложена в человеческой натуре. Ритм повсюду — в танцах, в песнях и так далее. Если вам угодно, вся жизнь человеческая — своеобразная конвейерная пульсация: сон и бодрствование, ночь и день, зима и лето.
— Да, но у каждого человека свой ритм. А тут, у конвейера, изволь подстраиваться к общему.
— Ну, а возьмем такой пример — хор? Уж там-то подстройка к общему ритму — дальше ехать некуда — по уши и глубже. И при этом получаешь феноменальное удовлетворение, ничуть не ущемляя свою личность.
— Вы поете в хоре?
— Пел когда-то. Жутко затягивает. Только начни, до гробовой доски не остановишься. Но, очевидно, и хоровое пение во многом лишилось бы своей прелести, если бы дирижер думал лишь о темпе.
— Вы говорите о штурмовщине в конце месяца?
— Я говорю о том, как мы подчас работаем. Проводятся исследования, предлагаются рекомендации психологов, но всякий раз, когда приходится выбирать между научными методами труда и старой доброй штурмовщиной, предпочтение всегда отдается последней.
Турлав вспомнил свое посещение монтажного цеха и ту отчужденность, которой на него тогда повеяло. Много лет его уже ничто не связывало с конвейером. К тому, о чем толковал Тенис, он имел поверхностный интерес. Главным образом его интересовал сам Тенис.
— Значит, вы один из тех, кто желает работать с музыкальным сопровождением.
— Я два года прослужил в десантных войсках. Думаете, в армии с незапамятных времен оркестры держат лишь для потехи? Музыка поднимает настроение, прибавляет силы.
— Кто же в этом сомневается.
— Вроде бы никто. А как до дела дойдет — не допросишься. Ну, не смех? На одном из крупнейших электронных предприятий никак не наладят единый пульт управления для радиотрансляции. Пожарники не разрешают тянуть воздушку, начальство запрещает прокладывать кабель и так далее и тому подобное.
— Насколько я понимаю, вы мастер?
— Это должность, на которую обычно не хватает претендентов. Зарплата на десять рублей больше, а неприятностей на все сто.
— Вот видите, а вам и этого мало. Вам еще нужны воздушка с кабелем.
— Позарез нужны. И обученные люди нужны. И новые стулья к конвейеру. Попробуйте смену просидеть на неудобном стуле.
— Меня вот что интересует: зачем вы пошли на эту должность, раз понимаете, что это вам невыгодно?
— Все очень просто. Мастером быть невыгодно, а начальником цеха уже прямая выгода. Чтобы стать начальником цеха, нужен опыт. Опыта можно набраться, поработав мастером. Все.
— В таком случае вы из тех, кто делает карьеру.
— А почему бы и нет? Как будто посиживать в сторонке и уклоняться от ответственности бог весть какая добродетель. Меня интересует руководство предприятием. Я не хочу быть киноактером. Хочу руководить заводом. Используя новейшие научные достижения в области организации и управления, ну, и так далее и тому подобное.
— Ого, не сказать, чтоб вашим планам недоставало широты.
— Я не терплю нерадивость и разгильдяйство. Я хочу соревноваться, достигать возможно лучших результатов. Хочу быть первым, а не последним.
— Да, я вижу, вы метите высоко.
— Могу сознаться: уже не так высоко, как раньше. До третьего класса зачитывался книгами деда. О Наполеоне, Александре Македонском, Кромвеле. В ту пору мне хотелось стать главою государства или по крайней мере всемирно известным полководцем.
— И потому бросили школу, пошли в армию?
Тенис, конечно, расслышал иронию в словах Турлава.
— Ваша информация не совсем точна. Нас в семье, детей, было четверо. Отец умер от ожогов. Мать чуть ли не год пролежала в больнице. Одним словом, было несладко. Пришлось самому зарабатывать на жизнь. Прошу прощения, вы, верно, слышите впервые что-либо подобное?
— Я всегда считал, что старый Баринь зарабатывал достаточно, что вы...