Нагота

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Тем утром я совсем рано пришел на работу. Все ломал голову, как выйти из положения. Нигде не мог достать для макета нужных деталей. Не стыковались отдельные узлы. У четырех сотрудниц болели дети, семеро сами были на бюллетене.

За несколько минут до начала работы ко мне подошел Пушкунг.

— Значит, так, — произнес он, поводя носом, как бы принюхиваясь к лишь ему ощутимому запаху.

— Нельзя ли поясней?

— Я передумал.

— Это по поводу чего?

— По поводу работы.

— Не понимаю.

Но я понял его с полуслова. Просто прикинулся, что не понимаю. Мне нужна была эта короткая передышка. Иначе бы я не сдержался. Меня так и подмывало заорать благим матом, грохнуть кулаком по столу.

— Мне бы все же хотелось заниматься иннервацией.

— Ну и на здоровье, это ваше личное дело.

— В общем-то оно так. В какой-то мере.

— У вас ко мне имеются претензии?

— Да нет, не то чтобы претензии. По личным мотивам. — Из-под своих распушенных бровей Пушкунг кольнул меня глазами и тотчас отвел их. — Как бы это сказать... Вам сорок шесть. Мне двадцать шесть. Вы как-то говорили, вас волнуют ближайшие пять или десять лет. Мне нужно побольше простора. Ну ладно, сейчас иннервация зашла в тупик. Да, именно поэтому. Работы там невпроворот. У каждого принципа свой потолок. К тому же тут совсем другой подход. Что бы там ни говорили, у иннервации огромные возможности.

Я глядел на него с безысходным унынием, и удивляясь и досадуя. Такая тирада из уст Пушкунга — уж одно это было вещью неслыханной. К тому же — да, да, считайте, я это видел, — он мне корчил рожу, показывал язык, крутил пальцем у виска. Это первый-то ученик о моем классе. Причем в открытую. Немного конфузясь, но, похоже, и не очень угрызаясь. Как поступают в такие минуты?

Вот уж не было печали, подумал я, одно к одному. И вроде бы отлегло от сердца. Ну, что еще может случиться? Да, интересно, что же еще?

И только я подумал, как в дверях показалась Майя. В тот самый момент, — совсем как в низкопробном авантюрном романе. Но она действительно вошла в тот момент.

Я ее не видел со среды. О том, что она может сегодня появиться на работе, не имел ни малейшего представления. Что за фокусы такие, не предупредив ни словом, — да почему? Может, я забыл по рассеянности, из головы вылетело? Нет, совершенно исключается.

С тех пор как Ливия попала в больницу, Майя вела себя в высшей степени странно. Объяснить что-либо тут было просто невозможно, но происшедшее она в известной мере восприняла как личное оскорбление. К тому же это проявлялось не в каких-то там обидах, что было бы еще понятно, а просто в равнодушии, отчужденности, замкнутости. В последнее время она почти ничего о себе не рассказывала. При встречах бывала холодна и рассеянна. Иной раз вроде бы нарочно напускала на себя этакую загадочность. Будто мне и без того не хватало забот. И вот, пожалуйста, наглядный результат все той же загадочности.

Я чувствовал, что глаза всех, кто находился в комнате, устремились к Майе, навалились на нее, точно ветер на крону дерева, по Майе, мне показалось, даже шелест прошел, закачалась, бедняжка, от этих настырных, щупающих, лапающих взглядов. И тут я понял, что нашим дамам (да, наверно, не только им) все давно известно. Как же — событие, вызывающее всеобщий интерес. Подобно розыгрышу кубка по футболу или очередному тиражу лотереи. Жанна бросилась Майе на шею, в бурном порыве чувств, однако, проявляя подчеркнутую осторожность. В накрашенном лице Лилии сквозила ирония. Юзефа понимающе кивала головой, руководитель группы Скайстлаук деликатно отвернулся.

— Майя, милочка, вот ты и вернулась, — не вытерпел ерник Сашинь. — Как хорошо! А то без тебя как-то пусто. Ты вошла, и сразу такое чувство, словно в комнате чего-то прибавилось.

И зачем она напялила этот дурацкий балахон. Будто нарочно демонстрирует располневшую свою фигуру. Даже в осанке ее было что-то вызывающее.

Я все еще стоял рядом с Пушкунгом, который только что нанес мне удар ниже пояса. Разговор с ним не был закончен. Отвел глаза от Майи. Откровенно говоря, это было даже неплохо, что рядом оказался Пушкунг.

— Поступайте как знаете, — сказал я ему, — но вспомните безусловно известную вам истину: нет смысла усложнять то, что достижимо простыми средствами, И еще вот что, — сам не знаю зачем, продолжал я. — Не обольщайтесь, не будьте слишком наивны. Только на веселых картинках рисуют ракеты, которые через двадцать лет помчат экскурсантов на Луну и Марс.

Пушкунг что-то буркнул себе под нос, я толком не расслышал что. Да особенно не прислушивался. Но чувствовал, что и в моих поучениях немалая доля наивности.

Майя пригладила волосы, расправила на груди пестрый шифоновый платок и направилась прямо ко мне.

— Доброе утро, товарищ начальник. Инженер Майя Суна в вашем распоряжении... — Щеки горят, ноздри трепещут, в глазах лихорадочный блеск.

— Ну и прекрасно, — сказал я, борясь в себе с желанием крепко обнять ее, схватить за руки, чмокнуть в зардевшуюся щеку и вообще сказать что-нибудь такое, чего сейчас не смел говорить.