Нагота

4. Попробуем всерьёз задуматься над профессией главного героя «Замка». На языке землемеров К означает линию kardo, каковая в свою очередь называется так, «потому что направлена к центральной точке неба» (quod directum ad kardinem coeli est). Таким образом, дело, которым К. занимается, профессия, о которой он с вызовом объявляет служащим Замка и которую те воспринимают как какую–то провокацию, и есть «устройство лимитов». Столкновение — если и вправду здесь речь идёт о столкновении — возникает не столько из–за попытки поселиться в деревне и добиться расположения обитателей Замка, как опрометчиво утверждает Брод, сколько из–за определения (или нарушения) границ. А если Замок — опять же, согласно Броду — это благодать, снизошедшая как «божья власть» над миром, то землемер, что явился «с суковатой палкой» вместо инструментов, вступает с Замком и его служащими в ожесточённую борьбу за границы этой власти, в беспощадный и совершенно особенный процесс constitutio limitum.

5.16 января 1922 года, во время работы над «Замком», Кафка записывает в дневнике свои размышления о границах, уже неоднократно отмечавшихся как важный элемент, но так до тех пор и не соотнесённых с профессией главного героя романа. Кафка говорит о катастрофе (Zusammenbruch), которую он пережил на предыдущей неделе и после которой внутренний и внешний миры разъединились и разорвали друг друга. Дикую стремительность (Wildheit), охватившую его изнутри, он описывает как «гонку» (Jagen), и в ней «самоанализ, который не даёт отстояться ни одному представлению, гонит каждое из них наверх [emporjagt], чтобы потом уже его самого, как представление, гнал дальше [weitergejagt] новый самоанализ»[52]. В этот момент образ гонки уступает место размышлению о границах между людьми и о той границе, что проходит снаружи и над ними: «Исходная точка этой гонки — человечество [nimmt die Richtung aus der Menschheit]. Одиночество, которое с давних времён частично мне навязали, частично я сам искал — но и искал разве не по принуждению? — это одиночество теперь непреложно и беспредельно [geht auf das Ausserste]. Куда оно ведёт? Оно может привести к безумию [Irrsinn — этимологически это слово связано с irren, „бродить“, „блуждать“] — и это, кажется, наиболее вероятно, — об этом нельзя больше говорить, погоня проходит через меня и разрывает на части. Но я могу — могу ли? — пусть в самой малой степени и уцелеть, сделать так, чтобы погоня несла меня. Где я тогда окажусь? „Погоня“ — лишь образ, можно также сказать „атака на последнюю земную границу“ [Ansturm gegen die letzte irdische Grenze], причём атака снизу, со стороны людей, и, поскольку это тоже лишь образ, можно заменить его образом атаки сверху, на меня.

Вся эта литература — атака на границу, и, не помешай тому сионизм, она легко могла бы превратиться в новое тайное учение, в каббалистику [zu einer neuen Geheimlehre, einer Kabbala]. Предпосылки к этому были. Конечно, здесь требуется что–то вроде непостижимого гения, который заново пустил бы свои корни в древние века или древние века заново сотворил бы, не растратив себя во всём этом, а только сейчас начав тратить себя».

6. Во всех смыслах «решающий» характер этой записи не ускользнул от глаз исследователей. В одном и том же движении сходятся экзистенциальное решение («быть беспредельным», не идти на поводу у слабости, которая, как он напишет 3 февраля, удерживала его «как от безумия, так и от любого взлёта» — Aufstieg, здесь вновь слышится мысль о движении вверх) и поэтическая теория (новая каббалистика в противопоставление сионизму, древняя, сложная гностико–мессианская традиция в противовес психологии и поверхностности западно–еврейского времени, westjudische Zeit — современной ему эпохи). Но эта запись в дневнике становится ещё более решающей, если соотнести её с романом, который пишет Кафка, и с его главным героем, землемером К. (kardo, «тем, кто направляется к центральной точке неба»). Выбор профессии (К. присвоил её себе сам, ведь эту работу ему никто не поручал и к тому же, как утверждает староста, в деревне в его услугах не нуждаются) является, таким образом, провозглашением войны и одновременно стратегией. Он приехал заниматься отнюдь не границами между хозяйствами и домами деревни (по словам старосты, границы «установлены, всё аккуратно размежёвано») . Поскольку жизнь в деревне полностью определена границами, отделяющими её от Замка и в то же время тесно её с ним связывающими, то именно эти границы и ставит под сомнение приезд землемера. «Атака на последнюю границу» — это посягательство на неприкосновенность границ, отделяющих Замок (верхи) от деревни (низов).