12 ноября того же года «…Иркутскому наместническому управлению было послано предписание с препровождением 20 серебряных и 80 медных медалей — «сих людей приласкать и раздать медали первейшим из них».[418]
В 1794 году место Анюйской ярмарки было по просьбе чукчей перенесено «…к урочищу, называемому Обром», на одном из островов реки Большой Анюй, в 200 верстах от Нижнеколымска. Во время открытия ярмарки «…тойонам были вручены в знак „признавания их верноподданными“ указы наместнического управления с присовокуплением медалей каждому по одной».[419]
Для большего сближения с чукчами сибирские власти стали искать в их среде более надёжную опору. Естественно, передовыми элементами во взаимоотношениях в первую очередь являлись торговые люди из среды самих чукчей. Через них-то и виделась возможность влияния на чукотский народ. Правители Сибири стали «…выдавать им именные печати, щедро награждать медалями, кафтанами, кортиками», наделяя их званиями тойонов.[420]
Известно, что эти медали имели несколько разновидностей. Одни были серебряные, другие — медные; на одних было изображение вензеля Екатерины II — на лицевой стороне и государственного герба (двуглавого орла) — на оборотной; на других — на лицевой стороне был изображён профильный портрет императрицы, а на оборотной — вензель её.
Медали с гербом имели внизу, под «орлом», в обрезе, дату — «1791».
Они служили избранным чукчам знаком власти и предназначались для ношения на шее на соответствующей цепи. Диаметр всех медалей был одинаков — 50 мм. Штемпели резал русский мастер Тимофей Иванов, о чём свидетельствует надпись под портретом.
Но как ни ухитрялось русское правительство задобрить верховных правителей — тойонов, чтобы через них привести чукотский народ в российское подданство, всё было напрасно. Никакие подарки и знаки внимания не помогали продвижению этого дела. Чукчи оставались по-прежнему независимыми. Чукотские тойоны по приглашению сибирских властей приезжали в Якутск, договаривались об условиях, получали подарки, уезжали обратно, и всё оставалось без изменений.
Даже в XIX веке, в царствование Александра II, в 1858 году, в Якутск приезжал главный чукотский Эрем и «…удостоен был всемилостивейших наград: кафтаном, кортиком и серебряною медалью на Анненской ленте», он «…показал менее дикости, чем якутские инородцы, много наблюдательности и при нескрываемом чувстве самостоятельности и своего собственного достоинства показал большое уважение и покорность начальству».[421]
Обещал прислать на учёбу в Якутск своего сына, но всё же в конце концов отказался от своих намерений.
Уже в нашем веке потомки бывших тойонов ещё хранили как семейные реликвии царские награды своих предков — кортики, медали и подобные знаки отличия.[422]
Медаль сотнику Ивану Кобелеву. 1793 г.
Одни от царского гнева, другие по служебной надобности или в поисках лучшей доли уходили в Сибирь, строили на реках кочи, спускались на них к холодным полярным морям и пускались в плавание вдоль северных берегов России дальше на восток.
Ещё во времена Ивана Грозного ватага новгородцев на кочах проходила через пролив между Азией и Америкой. Но шторм разметал утлые судёнышки по бушующему морю. А один коч унесло далеко за Чукотский нос и выбросило на дикие берега Аляски.
Вышли люди на новый континент и поселились на берегу большой реки, взяли себе в жёны туземок из соседних диких племён и стали приспосабливаться к новой жизни.
Шли годы, люди старились, умирали, и со смертью последнего русского поселенца канула в вечность и память о них. Лишь изредка удивляло жгуче-черноволосых от природы индейцев и алеутов рождение в их семьях белобрысых ребятишек.[423]
Возможно, такой же трагический случай произошёл и в 1648 году с тремя из семи кочей Семёна Дежнёва, о которых он в своём отчете о переходе северного пролива «За Чукотским камнем» не смог сказать ничего определённого. То ли они погибли, то ли были отнесены штормом и льдами к берегам Аляски — об этом никто ничего не знал.[424]
Но слухи о бородатых людях, живущих за проливом — на американской земле, которые «молятся богу и русских называют братьями», упорно ходили по острогам и кочевьям.[425]
И слухи эти были не без основания.Землепроходец и исследователь Тарас Стадухин — современник Дежнёва, говорил, что к востоку от Чукотского носа есть большая земля, на которой живут бородатые люди, которые, как и русские, носят длинную одежду и делают деревянную посуду,[426]
«…которая с русской работой во всём сходна».[427] И якобы эти люди просили чукчей, которые у них бывали, привезти им хотя бы одного русского человека.Узнав об этом, казак Решетников чуть не уехал с торговавшими чукчами к бородатым людям. Он уже сел в байдарку, но подоспевший тойон ясачных чукчей (чукотский начальник) запретил увозить русского. Он не допускал связей с жителями Аляски служилых людей, боясь государственных властей.