Другая знаменитая дуэль была проведена во времена Карла VI, примерно в начале XV столетия, по распоряжению парижского парламента. Пока сир де Карруж находился в Святой земле, его жена была изнасилована сиром Легри. По возвращении Карруж вызвал Легри на смертельный поединок за двойное преступление – изнасилование и клевету, ибо тот отрицал свою вину, утверждая, что дама сама хотела того, что произошло. Парламент не счел торжественные заявления мадам де Карруж о своей невиновности доказательством таковой и постановил провести дуэль по всем правилам. «В назначенный день, – пишет Брантом[651]
, – мадам приехала понаблюдать за зрелищем в фаэтоне; но король заставил ее спуститься, сочтя ее положение неподобающим, потому как она была преступницей в его глазах, пока не была доказана ее невиновность, и велел ей взойти на эшафот, дабы дожидаться милосердия Всевышнего и вынесения приговора по итогу поединка. После непродолжительной борьбы сир де Карруж победил своего противника и заставил его признаться и в изнасиловании, и в клевете. Засим того подвели к виселице и вздернули в присутствии толпы, в то время как невиновность мадам была провозглашена герольдами и признана ее мужем, королем и всеми очевидцами».Многочисленные сражения того же свойства имели место постоянно, пока несчастливый исход одного поединка такого рода не заставил французского короля Генриха II торжественно заявить, что никогда более не дозволит он подобного поединка, независимо от того, по какому делу должен быть вынесен приговор – уголовному, гражданскому или о защите дворянской чести.
Эта памятная схватка состоялась в 1547 году. Франсуа де Вивонн, сеньор ла Шатеньерэ, и Ги де Шабо, сеньор Жарнак, дружили с ранней юности и были замечены при дворе Франциска I благодаря галантным манерам и великолепию своих свит. Шатеньерэ, который знал, что состояние его друга не слишком велико, однажды спросил его по секрету, как он ухитряется жить на столь широкую ногу. Жарнак ответил, что его отец женился на молодой и красивой женщине, которая, любя сына гораздо больше, чем отца – своего мужа, дает ему, Жарнаку-сыну, столько денег, сколько он просит. Ла Шатеньерэ выдал низменную тайну дофину, дофин сообщил ее королю, король – придворным, а придворные – всем своим знакомым. В скором времени она достигла ушей старого сеньора де Жарнака, который тотчас послал за сыном и спросил его, каким образом возник этот слух и неужели он, его отпрыск, настолько подл, чтобы не только поддерживать подобную связь, но и похваляться ею. Молодой де Жарнак негодующе отрицал, что он когда-либо говорил такое или давал другим повод так говорить, и попросил отца явиться с ним ко двору и провести очную ставку между ним и его обвинителем, с тем чтобы отец увидел, как сын поймает своего обидчика на несоответствии. Придя к согласию в этом вопросе, они нанесли визит в королевскую резиденцию, и молодой де Жарнак, войдя в комнату, где находились дофин, ла Шатеньерэ и несколько придворных, громко воскликнул: «Любой, кто утверждает, что я поддерживаю преступную связь со своей тещей, – лжец и трус!» Все взоры обратились на дофина и ла Шатеньерэ, и последний, выступив вперед, заявил, что де Жарнак сам ему в этом признался и что он, ла Шатеньерэ, заставит его признаться в этом повторно. Подобное обвинение нельзя было ни подтвердить, ни опровергнуть никакими судебными доказательствами, и королевский совет постановил, что дело должно быть решено путем единоборства. Король, однако, выступил против дуэли[652]
и запретил обоим под страхом его сильной немилости предпринимать какие-либо дальнейшие шаги в этом направлении. Но на следующий год Франциск умер, и дофин, который стал Генрихом II и чья репутация также была под угрозой, решил, что поединок должен состояться.Местом для его проведения был выбран внутренний двор замка Сен-Жермен-ан-Лэй, и был назначен день – 10 июля 1547 года. В картелях[653]
комбатантов, дошедших до нас в «Воспоминаниях Кастельно[654]», говорится следующее: