Найдена

Князь задыхался. Старший из бояр – тысяцкий Улеб поднес к пересохшим княжеским губам кружку с водой, но Владимир оттолкнул его руку. Он спешил. Полуслепые глаза зашарили по знакомым лицам в поисках единственно нужного. Отыскали и закрылись.

– Анастас… Ты здесь…

– Да, князь. – Игумен шагнул вперед. – Господь слышит тебя.

Владимир едва заметно усмехнулся:

– Перед Богом мне виниться не в чем. Как жил, то и заслужил. А ты… Спрячь мое тело, Анастас, и пообещай, что никто не узнает о моей смерти до возвращения Бориса! Обещай!

Анастас обещал. Всю ночь они с Улебом провели подле умирающего. Утром сердце Владимира остановилось. Тогда Улеб выломал пол в сенях, завернул тело в ковер и спустил вниз. Анастас же погрузил мертвого князя на телегу и отвез в церковь. Тайно… Как желал Владимир..

3

Ни свет ни заря Старик потащил меня на пристань. Никто из слуг кузнеца не вышел нас проводить.

Заспанная и недовольная, я ступила на протянувшуюся к набережной дощатую мостовую. Мокрая деревяшка выскользнула из-под ног. Плюх! Я шлепнулась в лужу. Зипун мгновенно намок, а рукава по локоть наполнились вязкой серой жижей.

– Черт! – выругалась я.

– Не поминай нечистого, – строго приказал Старик и протянул мне посох. – Поднимайся.

Я ухватилась за посох, подтянулась и вылезла на помост. Несчастная и промокшая. Вода капала даже с шапки.

– Пойдем. Горясер ждет, – поторопил Старик, и тут я разозлилась. Размазала рукавом грязь по лицу и подняла на него взгляд:

– Торопишься так иди, а я остаюсь.

От неожиданности он поперхнулся. Закашлялся.

– Ты… Кхе-кхе, ты чего? Кхе… Чего…

– А ничего! – Я встала, забросила за спину мешок и зашагала прочь, туда, где маячили купола церкви. В приютном доме у монахов всегда найдется местечко, где можно переодеться и высохнуть. Спать мне уже расхотелось.

Хлюп, хлюп, хлюп, – заходила мостовая. Я обернулась. Старик догонял.

– Ты чего, спятила?! – издали закричал он. – Хватит дурить, не то опоздаем!

– Пока не переоденусь, никуда не пойду.

– А когда переоденешься? – Старик догнал меня, встал напротив и, просительно выгнув брови, заглянул в лицо.

– Тогда пойду. – Я шмыгнула носом. Злость прошла, и ссориться больше не хотелось. К тому же Старик был прав: нищета поджимала, а щедрее Горясера за наши песни никто не платил.

До приютного дома мы дошли быстро. Он кособочился возле церковной ограды, под холмом. Едва я открыла дверь, как в нос ударил знакомый запах давно немытых тел и прелого сена. С сенных лежанок поднялось несколько всклокоченных голов и тут же упали обратно. Обитатели приютного дома – калеки и нищие – редко просыпались так рано.

– Быстрее же, быстрее, – торопил Старик.

Я развязала мешок, вытянула оттуда чистую рубаху и принялась раздеваться. Мокрая срачица[5] комом скрутилась на шее. Я досадливо дернула ее, шатнулась и наступила на что-то теплое и мягкое.

– Ой! – вскрикнул женский голос.

– Прости Христа ради, – извинился за меня Старик.

Я наконец содрала с головы мокрую ткань. На полу, под моими ногами, сидела маленькая худая женщина с острым носом, блеклыми глазами и впалыми щеками. Придерживая у груди большой, но рваный платок, она зло взглянула на меня:

– Гляди, куда прешь!

– Прости, – повторил Старик. Извинение ее смягчило.

– Ладно уж, бывало и хуже… – поднимаясь, буркнула она. На меня пахнуло перегаром. Видать, вчера эта баба вдосталь повеселилась с прибывшими в город гостями. Я не питала к подобным ей ни ненависти, ни отвращения. Всяк добывает себе пропитание, как умеет…

Я надела платье, затянула тесьму под грудью и одернула рукава.

– Экая красотка, – завистливо сказала женщина. Ее маленькие глазки ощупали мой наряд. – За нее можно получить хорошие деньги, – немного поразмыслив, сообщила она Старику. Он засмеялся. Я тоже улыбнулась. Незнакомка не хотела меня обидеть, скорее льстила.

– Вчера на пристани были купцы из болгар, – продолжала она. – Охочи до баб… Они бы не поскупились. Жаль, ушли ночью.

Старик удивленно приподнял брови:

– Ночью?

Баба усмехнулась:

– То-то и оно… Какой дурак двинется по реке ночью? А им пришлось. Я поболтала там с одним, Пертом, кажись, или Петром… Так он сам ругался: «Черт бы побрал этих наемников! Вздурило их ночью выйти!» А что делать, коли у ихнего главаря золоту счета нет? Говорит этому Перту: «Заплачу втрое, если поспешишь!» Вот тот и не удержался… Снялись ночью и пошли…

– У какого главаря? – насторожился Старик. Мне рассказ незнакомки тоже не понравился. Я знала только одного щедрого наемника…

Женщина потянулась:

– Странное у него имя… Горясер, кажется. – Она зевнула. Под верхней губой показались черные обломки зубов. – Гад. Я сунулась было к нему, мол, красавчик, смелый воин, а он мне: «Сучка!» – да как даст по губам! – Женщина потерла пальцем распухшую губу и повторила: – Гад.

– Пойдем-ка! – Старик ухватил меня за руку и поволок из барака.

– Эй, вы куда? – недоуменно крикнула вслед баба.

Старик вытолкал меня на улицу и тряхнул за плечо:

– Слышала?! Горясер ушел!

Я хмыкнула:

– Ну ушел и ушел… Нам-то что? Будто не проживем без него.

Старик досадливо отмахнулся: