Найденный мир

Сейчас четверо морпехов деловито обыскивали лагерь, еще один копался в груде мусора – бог весть, что он собирался там отыскать, – зато еще с дюжину стояло в карауле вокруг расчищенной немцами площадки, не отходя от нее ни на шаг. Капитан Фицрой наблюдал за этим безобразием с таким видом, словно устроил парад в честь коронации. Пока что мичману удавалось избегать общения с ним, держась подальше и время от времени многозначительно окидывая взглядом бухту, – с кольцевого кратерного гребня, за которым притаился лагерь, открывался отличный вид на обездвиженного «Адмирала Бенбоу», изрядно потрепанный в ночной атаке «Ильтис» у берега и угрожающие скалы на острове в центре залива.

– Вы, мистер Гарланд, решили самолично перебить всех встречных гуннов? – с насмешкой поинтересовался Фицрой. – Вряд ли вам пригодится ваша винтовка.

– Лучше все немцы на свете, чем один динозавр, – ответил Гарланд.

– Динозавр! – Фицрой фыркнул. – Немцы скормили вам эту нелепицу, чтобы напугать и сбить с толку. Кажется, это им удалось.

Мичман поднял брови. Впрочем, Фицроя не было на палубе в те минуты, когда вдоль кромки кратерного вала проходило стадо чудовищ.

– Это нелепое создание, которое они натравили на наших парней ночью? Ответьте мне, мичман, что у него общего с доисторическими ящерами? Уродливая хищная птица, и только. Опасная, не спорю, но когда это британских исследователей останавливали дикие звери? Вы можете себе представить, чтобы Стэнли или Родс повернули назад, заслышав львиный рык?

Взгляд капитана затуманился.

– Хотя интересно было бы поохотиться на здешнюю дичь. Вы, мистер Гарланд, охотник?

Молодой человек покачал головой.

– Зря. Вот времяпровождение, достойное британского джентльмена.

«Так то джентльмена», – подумал Гарланд.

– Боюсь, что с этим придется подождать, – ответил он. – Пока что мы, как видите, не встретили вокруг лагеря ни одного зверя крупнее, чем вот этот.

– Где? – вскинулся Фицрой.

– Да прямо у вас под ногами, – с потаенным злорадством ответил мичман.

На брошенном впопыхах бежавшими немцами куске парусины устроилась толстенькая зверушка, похожая на полосатого хомяка. Рыже-черная мордочка смешно морщилась на солнце.

– Какая бесстрашная, – проговорил капитан, нагибаясь. – Никогда не видела людей.

Хомяк смерил его презрительным взглядом и тяжело приподнялся на лапках. Отвернувшись от Фицроя, зверушка несколько раз на собачий манер шваркнула коготками задних лап по парусине, будто закапывая капитана. Гарланд подавил смешок.

– Ах ты… – Фицрой оборвал себя, очевидно не желая позориться несдержанностью перед низшими формами жизни вроде мичманов. – Ну-ка…

Он протянул руку. Животное угрожающе зашипело, но с места не сдвинулось, лишь еще раз пнув воздух белыми острыми шпорами.

Фицрой ухватил ее за шкирку и ловко поднял, придерживая левой рукой под брюхо.

– Поймал! – воскликнул он торжествующе, выпрямляясь. – Отбивается…

Голос его оборвался.

Гарланд смотрел прямо на него, и последующий кошмар запечатлелся в его памяти до мельчайших подробностей. Но подробности эти дошли до сознания далеко не сразу. Впоследствии он еще не раз посреди белого дня вываливался из кошмарного сна наяву, еще удерживая перед внутренним взором очередную картину, будто память безжалостно нарезала считаные секунды на тысячу дагерротипических снимков. А тогда у него не хватило времени даже сойти с места или протянуть руку. Не хватило бы времени и крикнуть, даже если бы голос не изменил мичману.

Лицо Фицроя залила мраморная белизна. Казалось, что на капитана глянула легендарная Медуза: каждая мышца обратилась в камень, сведенная спазмом. Только глаза, миг назад серые, почернели, но остались живыми. Лишь живое чувствует боль.

Неуклюжей статуей Фицрой начал крениться набок, очень медленно. Тело его оставалось почти неподвижным, лишь вздрагивая местами оттого, что последние мышцы охватывала мучительная судорога. Казалось, что наступила полнейшая тишина; сознание Гарланда отсекло все прочие звуки, и оттого казалось, что пушечными залпами гремит хруст костей. Плечи, бедра, ключицы ломались под давлением сведенных мускулов. Руки, ноги шли уродливыми буграми, полными костяных обломков.

И только когда превратившееся в мешок боли тело рухнуло на пружинистый стланик, оно обмякло: мгновенно и бесповоротно.

Сведенные пальцы разжались. Полосатый хомяк завозился в мертвой руке, выбираясь на свободу.

– А-а… – просипел Гарланд.

Ветки стланика зашевелились. Из-под буро-зеленого ковра наружу выполз, переваливаясь и колыхая толстыми боками, еще один зверек. Понюхал бледное ухо мертвеца, чихнул, зашипел.

За ним, не успели сомкнуться ветки, выбрался на солнце еще один. И еще.

Первый зверек посмотрел на мичмана подслеповатыми глазками и деловито направился к нему, шурша по стланику шпорами на задних лапках.

И только тогда Гарланд закричал.

– По-моему, – сказал майор, глядя на бледное лицо вытянувшегося на носилках Нергера, – вы совершенно зря не прислушались к совету доктора.

Капитан «Ильтиса» сделал вялый жест рукой.