— У каждого мага есть имя. Тайное, которое знают лишь сам он да тот, кто ему помогает имя получить. Чаще всего это учитель. Узнать имя другого мага значит то, что маг этот в твоей власти окажется. Только демоны могут имена магов знать, но и то не все. Мое имя, например, ни одному демону не ведомо. Оно для меня самого загадка. А ты назвал его. Я сам таким образом могу с рыночным знахарем поступить: вытащить из него всю его подноготную. А ты со мной — как я с рыночным знахарем. Есть отчего забояться. Понял? Свои же страхи ты из головы выброси, ни к чему тебе дрожать. Ты маг, который магию Исполинов в себя принять может. Пусть даже частью, но может. Баюн тебе об этом и говорил.
— Не Баюн это был, — сказал я. — Баюница.
— Что — переспросил маг.
— Баюница, — повторил я и объяснил. — Девица баюнская.
Маг выронил изо рта травинку, которую жевал, и заморгал в удивлении, а потом прыснул со смеху.
— Ох, — выдавил он сквозь смех. — То-то она в лапнике сидела — чтобы я ей под хвост заглянуть не смог! — И захохотал.
Теперь удивился я: раньше от Зимородка я подобных шуточек и не слыхивал. А он, отсмеявшись, проговорил:
— Скажу Светлогору, пусть посмеется надо мной. — И вдруг помрачнел. Он помолчал немного, почесывая шею, а потом спросил. — Ну, что? Может хватит топать? В город все равно пешими не войти — ворота давно на запоре. Или ты под кустом ночевать хочешь?
— Можно и под кустом, — сказал я, посмотрев на небо. — Дождя, вроде, не собирается.
— Будет тебе, — отмахнулся Зимородок. — Давай-ка я тебе дам первый урок по магии. Подойди ко мне.
— Это какой же?
— Сейчас во дворце будем. Глазом моргнуть не успеешь, — сказал маг и взял меня за руку. — Хоть и сметлив ты, парень, и дар у тебя редкий, но тебе даже невдомек чего ты можешь, а чего нет. Попробуй представить свою комнату во дворце.
— А чего ее представлять? — не понял я. — Я ее и так помню.
— И хорошо, что помнишь, — сказал Зимородок. — Попробуй увидеть ее в уме. Можешь глаза закрыть — это помогает.
— Лады. — Я зажмурился, как он советовал. Но мне было нетрудно: моя комната во дворце встала передо мной как наяву.
— Так… так… — негромко бормотал Зимородок, зачем-то положив ладонь мне на затылок. — Хорошо. А теперь, Даль…
Я почувствовал в затылке тупую давящую тяжесть, но лишь на мгновение, а затем стало легко-легко…
— Понял? — весело спросил маг.
— Да, — шепотом ответил я. — Понял…
— Ну, тогда пошли.
6
— Ну-ка, полей мне на спину, — просит Ожерелье и наклоняется над лоханью.
Я, зачерпывая полный ковш, и выплескиваю его на голую спину капитана. Он крякает, коже у него на спине покрывается пупырышками.
— Давай. Лей. Не зевай.
Я черпаю из ведра и лью, пока ковш не начинает скрести о днище. Тогда я отставляю ковш, подхватываю ведерко и лью прямо из него. Ожерелье довольно кряхтит. Он разгибается и берет поданный мной рушник. И я вижу, что передо мной не Ожерелье, а Зимородок… Я изумленно оглядываюсь. Кто-то приближается ко мне, ступая по палубе «Касатки». Из-за мачты выходит какая-то баба в травяном сарафане. Я удивляюсь: баба на судне! Она подходит ближе, и я вижу, что у бабы голова не человечья, а кошачья с ярко-зелеными раскосыми глазами.
Кошачья голова раскрывает пасть и говорит голосом Три Ножа:
— Эх, мать их ящерица…
Я удивляюсь: чья мать? И просыпаюсь.