Алиби так себе, но это было лучшее, что пришло мне в голову в тот момент. В этом случае полиция с легкостью докажет, что я не приезжал в Венецию, но и не сможет опровергнуть мои слова, что я провел весь день в своей квартире в пентхаусе. В мою квартиру вела отдельная лестница, и никто никогда не видел, как я вхожу и выхожу.
Зря я не поехал сюда на машине! Как было бы просто вернуться в Рим, если бы я был на машине. Я не рискну взять «линкольн» с откидным верхом, который уже видел за поворотом садовой дорожки.
Женщина из деревни, нанятая Хелен помогать по хозяйству, наверняка знает, что Хелен приехала на машине. Если «линкольн» исчезнет, полиция может прийти к выводу, что смерть Хелен не была несчастным случаем.
Мне придется пешком вернуться в Сорренто, а потом попытаться сесть на поезд до Неаполя. Я понятия не имел, когда уходит последний поезд Сорренто – Неаполь, но подозревал, что, скорее всего, к тому времени, когда я преодолею пешком пять длинных миль, последний поезд уже уйдет. Я знал, что из Неаполя в Рим есть поезд в четверть двенадцатого, но до Неаполя еще нужно добраться. Я снова поглядел на «линкольн». Поборол искушение уехать на нем. Что бы я ни предпринял, нельзя усложнять сценарий сверх того, что уже имеется.
Обходя вокруг автомобиля и направляясь к подъездной дорожке, я обернулся на темную молчаливую виллу и испытал потрясение.
Может, мне показалось, что в гостиной промелькнула вспышка фонарика?
Быстро и беззвучно, с тяжело забившимся сердцем, я скорчился за машиной.
Я долго всматривался в окна гостиной, а затем снова заметил отблеск белого света, который тут же исчез.
Тяжело дыша, я ждал, выглядывая из-за капота автомобиля.
Свет снова вспыхнул. На этот раз он не гас несколько дольше.
Кто-то ходит по гостиной с фонариком!
Кто это может быть?
Точно не женщина из деревни. Ей незачем красться по дому в темноте. Она бы просто включила свет.
Теперь я по-настоящему разволновался. Пригибаясь пониже, я выбрался из-за «линкольна», пересек асфальтовую площадку, удаляясь от виллы, и в итоге оказался под благословенной сенью громадного куста гортензии, спрятался за ним и снова принялся всматриваться в окна.
Луч света двигался по гостиной так, как будто неведомый визитер что-то искал.
Мне хотелось выяснить, кто он. Меня подмывало подкрасться туда и застигнуть его врасплох, кем бы он ни был – вероятно, какой-то воришка, – но я понимал, что нельзя попадаться никому на глаза. Никто не должен узнать, что я побывал на вилле. Меня тревожил этот свет, блуждавший по всей комнате, но я понимал, что ничего не могу тут поделать.
Спустя минут пять свет исчез. Последовала долгая пауза, затем я рассмотрел высокую мужскую фигуру, выдвинувшуюся из парадной двери. Мужчина на мгновение задержался на крыльце. Было уже слишком темно, чтобы разглядеть что-нибудь, кроме черного силуэта.
Мужчина бесшумно сошел по ступенькам, приблизился к «линкольну» и заглянул внутрь. Зажег свой фонарик. Он стоял ко мне спиной. Я видел, что на лоб у него надвинута мягкая черная шляпа, но меня главным образом поразила ширина его плеч. Теперь я был рад, что не вошел в дом и не застиг его врасплох. Такой крупный парень более чем способен за себя постоять.
Свет погас, и мужчина отступил от машины. Я припал к земле, ожидая, что он двинется в мою сторону, направляясь к выходу в конце подъездной дорожки. Вместо этого он быстро и беззвучно пересек лужайку, и только я успел понять, что он идет к воротам в глубине сада, как в следующий миг его поглотила темнота.
Озадаченный, смущенный, я таращился ему вслед, затем, осознав, что время уходит, а мне надо обратно в Рим, я выбрался из своего укрытия и заторопился к кованым воротам, ведущим на шоссе.
Всю дорогу до Сорренто я недоумевал по поводу этого визитера. Точно ли это вор? Или этот человек как-то связан с Хелен? Ответов на эти вопросы не было. Единственное, что утешало меня в этой загадочной истории, – меня так никто и не заметил.
До Сорренто я добрался в десять минут одиннадцатого. Я бежал бегом, шел, снова бежал и был едва жив от усталости, когда вошел в здание вокзала. Последний поезд до Неаполя ушел десять минут назад.
У меня был час и пять минут, чтобы каким-то образом добраться до Неаполя. Я забрал свой чемодан из камеры хранения, старательно отворачивая голову, чтобы служащий не смог меня как следует рассмотреть, а затем вышел в темный двор за вокзалом, где стояло одинокое такси. Водитель дремал, и я сел в салон раньше, чем он проснулся.
– Дам двойную цену и пять тысяч лир чаевых, если окажемся на вокзале Неаполя раньше поезда в одиннадцать пятнадцать, – сказал я ему.
Нет в мире водителей более бесшабашных, отчаянных и опасных, чем итальянцы. Когда бросаешь итальянскому таксисту подобный вызов, остается лишь сидеть с закрытыми глазами, сжавшись в комок, и молиться.
Таксист даже не обернулся, чтобы на меня посмотреть. Он весь напрягся, нажал на кнопку стартера, выжал сцепление и рванул со станционного двора, едва не подняв автомобиль на дыбы.