Объявили, что мы пребываем на Рома Термини, и, пока поезд полз к станции, перед нами ряд за рядом возникали обветшалые дома и грязные склады со старыми выцветшими билбордами. Не такой Рим я любил. Этот вид вывел меня из равновесия и разбудил во мне противоречивые чувства по поводу поездки, и лекции, и перспективы снова оказаться в том месте, которое хранило слишком много воспоминаний – и хороших, и в большинстве своем не очень. Я вдруг решил, что сегодня вечером прочитаю лекцию, выпью обязательный коктейль с бывшими коллегами, а потом найду способ уклониться от обычного приглашения на ужин и придумаю, как провести время одному; наверное, схожу в кино, а потом проторчу в гостинице до четырех часов следующего дня, пока за мной не заедет сын.
– Надеюсь, мне хотя бы забронировали номер с большим балконом и видом на купола, – сказал я. Я хотел показать, что, несмотря на звонок сына, вижу в происходящем и светлую сторону. – Заселюсь в номер, вымою руки, найду хороший ресторан, пообедаю, а потом буду отдыхать.
– А почему? Вы не любите торты? – вдруг спросила она.
– Торты я люблю. Можете порекомендовать хорошее место?
– Да.
– Какое?
– Дом моего отца. Приходите на обед. Наш дом ведь совсем рядом с вашим отелем.
Я улыбнулся. Это спонтанное предложение меня по-настоящему растрогало. Она меня жалела.
– Очень мило с вашей стороны. Но на самом деле мне не стоит соглашаться. Вашему отцу предстоит долгожданная встреча с самым любимым человеком, а вы хотите, чтобы я явился к нему незваным гостем? Я для него никто, и звать меня никак.
– Но я-то вас знаю, – сказала она, как будто эти слова могли заставить меня передумать.
– Вы даже не знаете, как меня зовут.
– Вы же вроде сказали, что Никак?
Мы оба засмеялись.
– Сэмюэль.
– Пожалуйста, прошу, приходите. Все будет очень просто и скромно, обещаю.
И все же я не мог принять ее приглашения.
– Просто скажите «да».
– Не могу.
Поезд наконец прибыл на станцию. Девушка взяла куртку, надела на плечи рюкзак, обвернула собачий поводок вокруг ладони и сняла белую коробку с верхней полки.
– Вот он, торт, – сказала она. – О, просто скажите «да».
Я покачал головой, вежливо, но решительно отказываясь.
– Давайте вот что: я возьму рыбу и зелень на Кампо деи Фиори (я всегда покупаю рыбу, готовлю рыбу, ем рыбу), и не успеете вы и глазом моргнуть, как я всего за двадцать минут приготовлю великолепный обед. Отец будет рад новому знакомству.
– А с чего вы решили, что нам будет что сказать друг другу? Может сложиться ужасно неловкая ситуация. Кроме того, что он, по-вашему, подумает?
Она не сразу поняла смысл моего вопроса.
– Уж точно не это, – наконец ответила она. Такая мысль явно даже не пришла ей в голову. – Кроме того, – добавила она, – я достаточно взрослая и он достаточно старый, чтобы думать все, что заблагорассудится.
Когда мы вышли из поезда на платформу, заполненную народом, наступило молчание. Не удержавшись, я огляделся по сторонам, торопливо и незаметно. Быть может, сын передумал и все же собирается устроить мне сюрприз. Однако на платформе меня никто не ждал.
– Послушайте… – Меня вдруг осенило. – Я даже не знаю вашего имени…
– Миранда.
Это имя меня поразило.
– Послушайте, Миранда, с вашей стороны в самом деле очень любезно пригласить меня, но…
– Мы незнакомцы в поезде, Сэми, и я знаю, что болтать – не мешки ворочать, – сказала она, уже придумав мне ласковое имя. – Но я открылась тебе, а ты открылся мне. Бьюсь об заклад, мы оба знаем немногих, с кем можно разговаривать вот так вот просто и искренне. Давай не позволим нашему разговору остаться типичным дорожным разговором, который случается лишь в поезде и остается в поезде, словно зонтик или забытая пара перчаток. Я знаю, что пожалею об этом. Кроме того, ты сделаешь меня, Миранду, невероятно счастливой.
Мне очень понравилась ее речь.
Мы ненадолго замолчали. Я не колебался, но тут же понял, что она приняла мое молчание за согласие. Прежде чем позвонить отцу, она спросила: может быть, и мне нужно кому-нибудь позвонить? Ее
– Па, я приведу с собой гостя, – проорала она в трубку. Отец, должно быть, не расслышал. – Гостя, – повторила она. Потом, пытаясь помешать собаке на меня напрыгнуть, сказала: – Что значит
Заподозрит ли она когда-нибудь, что если я уж и решил отменить ужин с коллегами сегодня вечером, так только потому что, не вполне признаваясь в этом самому себе, уже лелеял смутную надежду поужинать с ней? И как такое вообще могло произойти?