Найди меня

Мне нужно две руки, чтобы поддеть дверцу морозильника и включить запись на диктофоне смартфона, прежде чем пустить его скользить по полу. Он закатывается под стеллажи и ударяется о стену в тот момент, когда Тод вбегает в кухню. Я падаю на пол и пячусь к стене, пока не прижимаюсь к шкафам. Мне ничего не видно. Остается только слушать. Подошвы его ботинок щелкают как зубы.

Это не сработает. Он не нагнется за ним. Я сжимаюсь, умоляя Тода продолжить идти прямо, или он упадет прямо на меня. Он продолжает идти... он останавливается.

Прямо напротив меня.

Я чувствую его запах. Кровь и мятная жвачка.

Он собирается меня схватить! Меня засекли!

— Тогда пойди и возьми меня, — наконец-то начинает играть запись с телефона, повторяя мои слова. Тод замирает. Я все еще не вижу его, но чувствую, как он оглядывается, выискивая новое направление.

Пожалуйста, шевелись. Пожалуйста, возьми биту. Если запись начнет повторяться, он все поймет. Я слышу приближающиеся сирены, но они не достаточно близко, если Тод обнаружит меня. Я буду мертва до того, как полиция припаркуется.

Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста.

Тод делает шаг... И еще. Он стоит напротив морозильника, и я опускаюсь на колени. Он не решается отойти, и я стою тоже. Я отсчитываю три его шага, прежде чем броситься к двери. И заставляю пропустить еще два шага, чтобы открыть дверцу морозильника.

— Тогда пойди и возьми меня, Тод. Ты хочешь преследования... я дам тебе это.

Я слышу, как стучат его ботинки в отдалении.

Он нашел его! Я захлопываю дверь плечом, и Тод орет. Слышатся звуки ударов. Он идет! Закрой его!

Но мои пальцы похожи на бесчувственные сосиски. Я недостаточно хорошо вижу, чтобы закрыть щеколду. Я пытаюсь, но Тод толкает дверь, ударяя меня. Металл впивается в мое плечо, и зрение размывается.

Моя рука. Я не смогу его удерживать. Боль подступает к коленям, призывая меня опуститься на пол. Я должна его закрыть. Должна.

Тод отходит назад для еще одного удара и...

Дверь закрылась! Он стучится в металл с характерным звуком, но она не поддается. Поймала.

И только после этого у меня подкашиваются ноги. Я сползаю на пол и кладу голову на колени, пока сирены кричат, а копы ломятся в дверь.

В ужастиках всегда вырезают момент, когда плохой парень уже умер. Вы не видите девочку, всю в крови, которую копы выводят из церкви. Которой была я. Вы точно не смотрите, как ее тошнит в раковину. Что я тоже делала.

И вы не улавливаете момент, когда она понимает, что больше ничего не будет как прежде. Ее жизнь навсегда разделилась на До и После. Может, ее монстр и исчез, но для нее он всегда будет жив.

Пока она сама жива и все помнит.

Я никогда не освобожусь от него. Я склоняюсь над травой и сжимаю землю, пока пальцы не увязают глубоко внутри.

А потом я слышу свое имя. Я поднимаю голову и вижу, что Грифф направляется ко мне. Грифф, который спас мою сестру. Спас меня. Он кричит мое имя и, мне кажется, что-то еще, но слова разносятся по округе. В ушах стоит звон. Наверное, я ударилась головой. Но кое-что я еще понимаю. Грифф вернулся за мной.

Я моргаю и смотрю на него. Лили и Брен нет рядом с ним. Волосы моей сестры развеваются рыжим пламенем, пока она бежит ко мне. И это как-то удовлетворяет меня.

Я снова утыкаюсь лицом в траву, набирая полные руки земли, пока Лили опускается рядом. Она обнимает меня за плечи. Все кричат и хватают меня, но Лили не отпускает. Каким-то образом мы поднимаемся на ноги и подходим к Брен, поддерживая друг друга.

Что случилось позже

Потому что все возвращается на круги своя. — Цитата из блога Викки Тэйт, Карма_та_еще_Сучка

Да, наверное, это как раз та часть, где я должна рассказывать, как ухожу в закат или что-то подобное. Вот только здесь нет заката, и нет ухода, если не считать поездки на байке Гриффа. Я не собираюсь изменять имена, чтобы защитить невиновных. Возможно, они с ума сойдут, если я так сделаю.

Лили пошла в секцию чирлидинга. Да, точно. Вы все верно прочитали. Чирлидинг. Я спросила ее, может, она больна? А она в ответ спросила меня, может, я стерва? И мы обе засмеялись.

А потом я понаблюдала, как Лили выполняет свои упражнения, и поняла. Она любит музыку и движения. Я никогда не понимала и, может, никогда и не пойму ее, но я рада. Она пытается делать вещи, которыми никогда не пробовала заниматься.

Думаю, у всех так.

Мой отец не вернется. Никогда. Полиция накопала на него так много обвинений, что он, в конечном итоге, принял сделку — и ему не стало от этого лучше. Ему все еще светит пятьдесят лет за решеткой. Прозвучит немного злопамятно, но я испытываю радость. И облегчение.

Тод тоже признался. Оказывается, он виноват еще во стольких смертях, сколько он мог припомнить, и в последние шесть или семь лет эта ноша стала ему непосильной.