Лили дергает меня за локоть.
— Он не посмеет ворваться.
И мои мозги соглашаются с ней, но часть меня... часть меня считает, что он ворвется. Копы не заботятся о таких людях, как я. Мы враги. Лили и я можем иметь воображаемую новую жизнь, но, может, он знает то, что осталось внутри нас, то, что заставляет меня поднять биту.
— Ты хорошо знаешь, что я поступаю не как хорошая девочка.
Через окно мы видим Карсона, двигающегося направо. Одно мгновение он колеблется, как будто что-то услышал, и затем двигается перед домом.
Я хватаю руку Лили и тяну ее через холл, уклоняясь от шестерней йоги Брен и пенни-лоуферов Тода. Я еле вижу ее, но в темноте мы двигаемся довольно быстро. Мы хороши в этом. У нас есть опыт.
Просто не слишком много.
Карсон проходит мимо высоких окон до того, как мы достигаем конца зала. Он делает последние шаги под желтый свет крыльца, и к тому моменту я стою на кухонной плитке. Я забуксовала, и Лили врезалась в меня. Ни единого звука, кроме нашего дыхания: слишком громкого и очень испуганного.
Снаружи Карсон прижимает одну руку в перчатке к окну, прикрывая рукой глаза, чтобы заглянуть внутрь, и я приглушенно вздыхаю.
Рука Карсона двигается к ручке двери. Металлический замок щелкает. Он проверяет его, и замок выдерживает. Слава Богу.
Я оседаю с облегчением, пока не слышу его смех. Низкий и леденящий, он звучит из глубины, темноты внутри него.
Лили лепечет:
— Ты уверена, что он ищет только папу?
— Да.
Она делает невозможно маленький выдох, животный звук, и я боюсь, что он услышал его. Он не мог. Я
Я прижимаю ее ближе и ближе к себе, до тех пор, пока наши кости едва ли не соприкасаются через кожу. Мы стоим в темноте и видим его улыбку.
ГЛАВА 2
— Вик, офицеры полиции должны быть хорошими.
— Ну да, обычно они такие, — говорю я.
Мы стоим в кухне Брен еще долго после того, как Карсон ушел. Тени вокруг нас стекают вниз по стенам. В своей панике я не понимаю, как мы были близки к провалу.
— Почему он был здесь, Вик?
— Я уже говорила. — Я тру глаза до тех пор, пока в них не начинают мелькать разноцветные звездочки. — Он искал отца.
— Но папы здесь нет.
Вообще, у меня их несколько.
Рассмотрим топ-3 вещей, без которых моя жизнь не жизнь: Карсон здесь, потому что наш отец в бегах, и Карсон думает, что мы помогаем ему оставаться в бегах. Карсон здесь, потому что наш отец в бегах, и сейчас мы его единственная связь с отцом. Карсон здесь, потому что ищет любые ниточки, которые он может распутать.
Это все очень ничтожные оправдания, но я не могу откинуть ни одно из них, потому что внутри меня есть маленькое тянущее чувство, пожирающее мои внутренности. Очень маленькое, но зубастое и когтистое.
Лили стоит скованно, как будто то, что ест меня, ест и ее. И когда она поворачивается ко мне, я убеждаюсь в этом. В ее глазах застывшее обвинение.
— Он может узнать. Ты должна прекратить компьютерные взломы.
— Он не знает, и я никому не причинила вреда. — Лили смотрит на меня, и я закатываю глаза. Я отказываюсь чувствовать себя виноватой по этой причине. Колючий узел, завязывающийся в моем горле — это не сожаление. Стягивающееся нутро — это не беспокойство.
Это злость.
— Я не обидела никого, кто этого не заслуживал, — поправилась я.
И я почти уверена, что это правда. Нет, я