А в отделение к Соболеву прийти мне все-таки пришлось. Через два дня после выписки позвонил незнакомый майор и очень настоятельно просил заглянуть к ним на огонек. Ну как я могла отказаться от столь заманчивого предложения. Вот и поехала. В коридоре под кабинетом с надписью капитан Соболев К.С. я просидела минут двадцать. Пялилась на обшарпанные стены, на потолок, с которого уже давно сыпалась побелка, на редких посетителей, таких же испуганных, как и я сама. Ранее в полиции мне бывать не приходилось, а это место у нормальных граждан хороших чувств не вызывает. Я считала себя вполне нормальной, так что ощущения были соответствующие. Когда в какой-то момент по коридору с заломанными назад руками провели какого-то беднягу, от которого воняло так, будто ты находишься на помойке, я уже окончательно собралась уйти. Даже поднялась и направилась к выходу, но тут-то меня и окликнул знакомый голос:
— Кира Юрьевна!
Я обернулась и понуро побрела в кабинет вслед за капитаном. В кабинете не было ничего примечательного. Только попугай в клетке. Единственное яркое пятно в таком малоприятном местечке. Мне предложили стул, сам капитан уселся за стол, сплошь заваленный бумагами. И, наконец, взглянул на меня. Сегодня в свете дня его глаза казались прозрачно-голубыми, и я в который раз подивилась их странному оттенку.
— Я получила вашу записку, — порывшись в сумке я извлекла на свет конверт.
— Но пришли одна, — заметил Соболев.
— Риты нет в стране, я думаю, вам это известно.
Он кивнул.
— А как вы получили записку? В паспорте у вас другой адрес.
Я вздохнула. Везде успел сунуть свой длинный нос этот навязчивый капитанишка.
— Я живу в ее квартире, — заметив недоуменный взгляд, я добавила: — Временно.
— Живете в ее квартире, носите я так понимаю ее одежду, на работе выдаете себя за нее, у вас ее пропуск… Объяснитесь.
Меня удивил тот факт, что капитан обратил внимание на разницу в одежде. В музее я была в костюме и на шпильках, изображала Ритку, а сегодня в джинсах, свитере и сапогах на плоском ходу — короче, сегодня я была самой собой. И даже практически без косметики. И это не укрылось от пытливого взора господина Соболева. Я увидела, что он выжидающе поглядывает в мою сторону и, потупив глаза, стала рассказывать. Много времени это не заняло. Он слушал очень внимательно, не задавая ни одного вопроса и не перебивая. Иногда что-то записывал в блокнот, что заставляло меня особо нервничать. В таком месте, как полиция, тебе периодически кажется, что вот сейчас вбегут мальчики в погонах, заломят тебе руки и уведут в наручниках в камеру. Особенно живо я представляла эту картину, когда капитан начинал чиркать в своем блокнотике. Сердце мое ухало вниз, а руки предательски потели. Я изрядно нервничала и мечтала поскорее выбраться из этого кабинета. Но Соболева мои неудобства, кажется, вовсе не волновали. Он их попросту не замечал. Слушал, поглядывал в окошко. Словом, вел себя как добродушный мент, что вселяло в меня уверенность, что ему очень хочется, чтобы я оказалась виновной в этой истории. Права Ритка, я задела его самолюбие, а мужчины этого не любят. Я решила, что непременно должна извиниться, хотя бы попробовать. Ведь раз он пытался познакомиться со мной на улице, значит, я ему приглянулась. Так может мое обаяние сыграет мне на руку. Хоть я и сомневалась в его наличии.
Я замолчала и как-то несмело улыбнулась. Соболев на это лишь сощурил глаза.
— Кира Юрьевна, в котором часу вы остались одна в музее в тот вечер, когда произошло ограбление?
Я задумчиво почесала нос.
— Около восьми. Да, последние посетители вышли около семи тридцати, я закрыла залы, потушила свет, взяла кофе и отправилась на вахту. Я читала книгу.
— А сторож пришел во сколько?
— Я увидела его только тогда, когда включился свет, я же вам говорила.
— А где же он был все это время, по-вашему?
— Откуда мне знать? — я пожала плечами. — Я ждала его к одиннадцати, но в половине произошло то, что я вам сказала, так что, наверное, он пришел раньше.
— А он говорит, что пришел в начале одиннадцатого, обошел все двери, проверил, заперты ли замки, пошел к вахте, вас там не было.
— Правильно, я услышала шум из зала с костями, — в который раз стала я объяснять. — Немного испугалась и пошла проверить, кто там ходит. Я думала, что это Михал Иваныч и есть.
— А он сказал, что не видел вас там в это время.
Я насупилась. Дело принимало серьезный оборот.
— А про то, что свет потух, он вам говорил? А про сигнализацию в музее?
Соболев кивнул, вертя в руках авторучку. Поглядывал на меня исподлобья и явно недружелюбно.
— Говорил. Свет выключился около десяти сорока пяти, а включился буквально через пару минут. Тогда и сигналка сработала.
— Да, так и было. Как раз, когда свет включился, я и увидела сторожа. Он стоял в зале с костями, а я….
— А вы угрожали ему огнетушителем, — закончил за меня Соболев.
Я вытаращила глаза в полном обалдении.
— Что я делала?? Он что спятил?
— Попрошу вас выбирать выражения, вы на допросе.