Найди меня, милая (СИ)

Я шла пешком несколько кварталов до Ритиного дома и все плакала. Слезы катились по моим щекам, я вытирала их холодной перчаткой, а они все не прекращались. Мне было ужасно грустно и одиноко. Глядя на семейное счастье Антона, на отношения моего брата, даже на собственных родителей, я испытывала невыносимое чувство одиночества. И тоска поглощала меня с головы до ног. Возле подъезда подруги я села на лавку, тщетно пытаясь успокоиться. Мне так противно не было уже очень давно. Чужое счастье было сложно выдержать. Особенно одинокому человеку. Я никого не любила и вроде бы ни в ком даже не нуждалась. Я вообще сомневалась, что способна испытывать нормальные человеческие чувства. Но после сегодняшнего ужина меня почему-то накрыла печаль. Зашмыгав носом, я посмотрела в черное вечернее небо. Оно было такое пустое. А в доме, напротив, в окнах горели огни. У кого-то светились уже приготовленные к Новому году гирлянды. Люди ждали праздник. Мне вдруг ужасно захотелось поговорить хоть с кем-нибудь, но я обреченно поняла, что единственная, чей голос мог бы меня взбодрить, находиться далеко от меня, в другой стране. И на мои звонки отвечать не торопится. Да и что я могла сказать Ритке? Что мне одиноко и грустно? Бред. Я продолжала сидеть на лавке, ветер трепал волосы, холод пробирался сквозь пальто. Я начала замерзать, и уже собиралась подняться, как вдруг из темноты выплыл силуэт. Наверное, поздний жилец возвращается домой, решила я, вглядываясь во мрак. Я не знала соседей Ритки в лицо. Этот точно был мне не знаком. На нем была плотная куртка, и шарф намотан на шею. Он был без шапки. Какой-то чуть ссутулившийся, очевидно от порывов пронизывающего ветра. Он уже почти прошел мимо меня в сторону дома, шагнул к домофону, как раз загорелся свет на крыльце подъезда — он реагировал на движения и включался самостоятельно — и вдруг обернулся. И посмотрел на меня с удивлением.

— Кира Юрьевна?

Тут уже, я его, разумеется, узнала и затосковала, что не ушла хотя бы минутой раньше. Мы бы благополучно разминулись. У подъезда стоял капитан Соболев собственной персоной. Я разглядела его волосы ежиком, и знакомый зеленый шарф.

— Здравствуйте, — вяло отозвалась я.

Он сделал несколько шагов в мою сторону и остановился рядом. Мне не понравилось, что он как бы нависает надо мной, и я поспешно вскочила с лавки. Если честно, мне ужасно захотелось оказаться в квартире на третьем этаже и принять горячий душ.

— Что вы здесь делаете? — спросил меня Кирилл Сергеевич, пристально вглядываясь в мое лицо.

— Сижу. — тупо ответила я.

Он взглянул на меня точно на умалишенную.

— На улице зима….

А то я сама не вижу!

— Я как раз собиралась уходить.

Я сделала шаг в сторону подъезда и вдруг обернулась.

— А вы что здесь забыли?

— Я пришел к Маргарите, вашей подруге. Она не отвечает на звонки, а мне необходимо поговорить с ней. По вашему делу.

По моему делу. Я едва устояла на ногах. То есть, я уже официально подозреваемая. Господи, ну что сегодня за день.

— Ее нет. Когда будет — понятия не имею. — ответила я и достала ключи.

— У вас есть ключ? — зачем-то спросил Соболев. В голосе подозрительность даже не скрывает.

— Я все еще живу в квартире Маргариты. — он недоумевая уставился на меня. — Временно. — я сочла нужным снова пояснить.

Он на какой-то миг замолчал. Я открыла дверь, и вошла в подъезд. Я была уже почти на верхней ступеньке, когда меня окликнул Кирилл Сергеевич.

— У вас что-то случилось, Кира Юрьевна?

Я обернулась. Захлопнулась домофонная дверь, словно отделив меня от мужчины, стоявшего на улице. Не знаю почему, но я пошла назад. Открыв дверь, едва не столкнулась с Соболевым лицом к лицу. Его глаза были невероятно голубыми в этот момент. Я заметила приличную щетину, и усталые морщины вокруг глаз. Но они совсем его не портили, машинально отметила про себя.

— Почему вы решили, что у меня что-то случилось? — спросила я.

Он неопределенно пожал плечами.

— У вас глаза красные, — я сглотнула. — И нос распух. Вы плакали?

О Боже, представляю, какая прекрасная картина сейчас видится Соболеву. Я уже пожалела, что спросила.

— Вас это не касается, — сказала, как отрезала.

— Я следователь, а вы проходите у меня по делу, как свидетель. Меня все касается, — что ж, ему резкости тоже было не занимать. Мне от такого тона захотелось стать по стойке смирно, вытянув шею.

— Извините. Паршивый денек.

— Бывает.

И тут он мне улыбнулся. Так ободряюще, словно мне было лет пять и у меня отняли любимую игрушку. Его глаза так живо на меня поглядывали, что я невольно тоже растянула губы в улыбке.

— Почему вы до сих пор живете здесь? Домой не тянет? — спросил Соболев. Спросил обычно, нормальным тоном.

Мне даже не захотелось хамить ему в ответ. Я умудрилась как-то расслабиться и спокойно произнести:

— Решила сменить обстановку. Надоедает, знаете ли, рутина.

— Пожалуй, вы правы. Иногда, действительно, стоит что-то изменить.