Казалось, прошло несколько минут, прежде чем он выпрямился, повернулся к ней лицом и медленно кивнул.
Он был очень близко, практически прижимался к ней, и во рту пересохло. Малфой выглядел озадаченным — как будто пытался решить, что сказать. И Гермиона почувствовала подступающий приступ паники. Может быть, он решил, что она ждёт, будто он скажет, что тоже не ненавидит её. И… он не мог заставить себя сделать это.
Она инстинктивно шагнула назад и наступила на ногу Джанель, зацепив локтем её почти полный стакан и пролив пиво на бар. Гермиона резко покраснела и начала закидывать образовавшуюся лужу салфетками.
— Ты в порядке? — оглянулась Джанель.
— Да, всё хорошо. Я просто… эм… думаю, мне пора.
— Пойти с тобой? — спросила Джанель, пока Гермиона искала в своей сумке несколько банкнот.
— Нет, останься. Я в порядке, правда. — Гермиона положила деньги на стойку рядом с промокшими салфетками.
Она быстро взглянула на Малфоя, пробормотав:
— Спокойной ночи.
И отвернулась, чтобы попрощаться с остальными, прежде чем он успел ответить.
========== 6. Ненависть — это громко сказано ==========
Я ненавижу то, что ты заставляешь меня чувствовать.
Всю последнюю неделю её слова звучали у Драко в голове. Когда Шеннон упомянула слово «ненависть», стало ясно, что Грейнджер уже забыла о том, что сказала. Она несколько долгих минут смотрела то на него, то на его руку, прожигая Метку взглядом. Драко потребовалась каждая унция самоконтроля, чтобы не отдёрнуть руку от барной стойки с глаз долой. Всё время, пока Грейнджер пялилась на него, он готовился к тому, что она скажет.
Я знаю, что ты ненавидишь меня, Грейнджер. Ничего страшного, если ты меня ненавидишь. Ты должна ненавидеть меня. Я сам себя ненавижу.
Он был совершенно не готов к тому, что это окажется не так. Что ненавидела она лишь его слова — ненавидела то, что он заставил её почувствовать. Ему так много хотелось ответить ей.
Я знаю, поэтому и сказал это. Сказал это, чтобы причинить тебе боль. Я хотел причинить тебе боль. И сделаю это снова. Ты должна ненавидеть меня. Я причиню тебе боль.
Но, в конце концов, ему и не нужно было ничего отвечать. Того, что она увидела на его лице, оказалось достаточно. Она отшатнулась, пролив напиток, и практически выбежала за дверь.
— Готов? — голос Томаса прорезался сквозь его мысли, возвратив Драко в настоящее.
— Да, готов. — Он наклонился, чтобы поднять сумку с влажной травы. Уставшие пальцы не послушались его, и Драко слегка поморщился.
Уходя с поля, он всегда чувствовал, как от подступающей боли горят ноги, но ему всё равно нравилось тренироваться. Как-то Драко упомянул Томасу, что ему не хватает школьных занятий спортом, чтобы поддерживать себя в форме, и с тех пор он стал присоединяться к футболистам. В футбол Драко играть не умел да и не горел желанием учиться, а вот тренировки были полезны для общего физического развития: они бегали, прыгали, поднимали тяжести.
Воскресные утренние тренировки вдобавок обычно помогали сжечь значительное количество расстроенных чувств, которые Драко успевал накопить за неделю.
Обычно.
Сегодня он был рассеян, как бы ни старался сосредоточиться. Грейнджер одной ногой опирается на табурет, и её юбка задирается. Грейнджер игриво ухмыляется и отмечает его мастерство в метании дротиков. Грейнджер смотрит на него из-под ресниц и говорит: «Я не ненавижу тебя».
Драко мысленно застонал. Мерлин, как мало ему надо, если даже эти слова звучат ободряюще.
— Ты же останешься на завтрак?
Он поднял голову и понял, что они уже дошли до дома Шеннон и Томаса. Драко бы прошел мимо, если бы друг ничего не сказал.
Он засомневался, но желудок громко заурчал прежде, чем Драко успел отказаться. Томас улыбнулся, жестом пригласив его следовать за собой.
— У тебя всё с собой?
— Да, спасибо, — ответил Драко и направился наверх, в душ. Он не каждый раз оставался на завтрак, но достаточно часто, чтобы держать в сумке сменную одежду и некоторые туалетные принадлежности. На лестнице Драко снял футболку, радуясь, что избавился от пропитанной потом ткани.
***
— Я ненавижу то, что ты заставляешь меня чувствовать.
Малфой поворачивается к ней, выпрямляясь во весь рост. Он так близко — вот так, грудь к груди. Она сквозь одежду чувствует жар его тела. Он наклоняется и опускает левую ладонь на барную стойку, заключая её в клетку своих рук. Дыхание перехватывает, когда он прижимается к ней всем телом, просовывая колено между её ног, опускает голову и шепчет прямо на ухо:
— Ненавидишь, что я могу заставить тебя чувствовать это?
Руки покрываются мурашками, внизу живота распаляется тепло. Его дыхание обжигает шею, волну за волной пуская дрожь по спине. Она слышит, как прямо рядом с ними разговаривают их друзья, и боится, что кто-то увидит их, услышит. Но, кажется, никто не замечает.
— Да, — едва слышно выдавливает она.