Иногда мне кажется, что я живу чужой жизнью. Это не мое тело, не мое отражение в зеркале. Я – нечто другое, о чем я не могу рассказать подробнее. Я просто смотрю на себя, не осознавая настоящую ситуацию, действия, которые со мной происходят. Это безумно странно, ведь тебе говорят, к тебе обращаются по имени, на тебя возлагают какую-то ответственность, а ты считаешь, что все это касается кого-то другого, кто может все разрулить и понять, всем все подробно объяснить. А ты не способен на это.
Кто-то скажет, что это детский максимализм, что это чувство пройдет, что не будет этого после. Это исчезнет, как бывшая боязнь темноты и чего-то неизведанного. Причина состоит в возрасте, но стоит ли этому верить?
Я бежала легким темпом, а вокруг меня была одна природа, ни одного человека не было поблизости, но были деревья, травы и чудесное небо, на которое я смотрела с восхищением. С первого взгляда могло показаться, что передо мной был абсолютно простенький пейзаж. Поле, окаймляющий его лес, и высокое небо цвета лазури. Для меня же открывался совсем другой мир, мир красок и чувств, который меня вдохновлял и давал силы на нечто сложное и непостижимое для моего обычного состояния.
Травинки колыхались на ветру, их волны переходили с одного края на другой, подражая далекому морю, где, возможно, сейчас так же вода была не спокойна. Под лучами солнца, которое кое-где пробивалось из-за облаков, поле приобретало яркую окраску, полосы травы были не похожи друг на друга. Где-то они светились яркой зеленью, где-то превращались в цвет болотных водорослей. Они ложились друг на друга под струей ветра, а после вздымались, тянясь к недостижимому светилу. В некоторых местах проглядывалась желтизна, это маленькие цветочки затерялись в этой толще зелени, а с другой стороны виднелись вкрапления голубизны, как бы отражая небосвод.
Вдоль тропинки тянулись заросли темной хмурой крапивы и белоснежных одуванчиков, парашютики которых ветерок подхватывал в свои руки и нес куда-то вдаль, где им было бы более комфортно. Я задела один из них. Он взбудоражился и недовольно распустил всех своих деток – семечки, которые радуясь свободе, вспорхнули и полетели быстрее от уже надоевшего им пристанища.
Я подняла взгляд выше. Величественные деревья стояли неподвижно, как будто они замерли, для них время остановилось. Ни один листочек не колыхался, и ни одна веточка не собиралась с треском свалиться с высоты. Лес был также разнообразен. Коричневатые в тени ели сурово поглядывали на поле издали, их перекрывали кроны осин и белоствольных берез, которые с радостью оживляли этот пейзаж своей простотой и не изощренностью. Их маленькие детки были не послушны и никак не хотели угомоняться, подбрасывая легкие веточки и опуская их стыдливо вниз. Они баловались и будто смеялись над всем, что происходит вокруг. Блестящие листочки еще ярче горели на солнце, отражая всю красоту здешнего мира.
Безмолвные птицы вспархивали ввысь, кружась над полем по ровному кругу. Они были неотъемлемой частью этих мест. Создания следили за происходящим с высоты, наблюдая за всем и видя все. Они были сварливы, но не злобны и не жадны, понимая, что этот мир принадлежит не только им, но и многим другим, кто также имеет право пользоваться всем и отдавая все. Черные как угольки крылья уносили птиц к облакам, где было их царство, их свобода.
На голубом полотне неба была нарисована новая, не похожая ни на что другое, картина. С одной стороны было изображен шарик персикового мороженого, он медленно таял под уже уходящим на ночлег солнцем, выше него светилось разбрызганное черничное и вишневое лакомства. И сразу за этими необычными изображениями виднелся дневной млечный путь из пушистых облаков, выстроившихся относительно стройной линией.
Светящийся диск клонился к деревьям, он напоминал, что скоро выйдет братец – месяц, который столь же миролюбив и доброжелателен ко всем живущим на Земле, но также строг, если что-то приходится ему не по душе.
Мягкий ветерок обдувал мое лицо и приносил запах этого рая, это был мой рай, моя стихия.