Дорис слабо улыбнулась. Он хотел сказать, что я получила то, что заслужила. Пытался предостеречь меня, но я не желала слушать.
В кухню вбежала Кэт, держа под мышкой бейсбольные перчатки, и поспешно кинулась к стакану с лимонадом, стоявшему на разделочном столике. Проглотив парой глотков половину его содержимого, она улыбнулась гостю.
— Ну, вы целовались или что там еще? По крайней мере, мама уже не кажется сердитой.
— Кэтрин! — зардевшись, всплеснула руками мать. — Ты забываешься!
— Ну, ма, я что — не должна была замечать, как ты дуешься из-за него весь день вчера и сегодня?
— Что ты не должна, так это лезть в дела, которые тебя не касаются, — принялась отчитывать ее Дорис, забыв про румянец, опаливший ее лицо. — И сними эту…
Прежде чем она договорила, Кэт смахнула с головы кепку, отсалютовала ею матери и швырнула в коридор. Когда она там криво повисла на крючке, девочка издала восторженный вопль и крутанулась на месте.
— Во какая у меня меткая рука!
Расстроенная Дорис обхватила дочь за плечи.
— У тебя меткая рука, болтливый рот и пустая голова.
— Сама знаю, — согласилась Кэт с детской непосредственностью. — Но я всего лишь твой ребенок, и ты должна любить меня.
— Угу. Если ты пришла надолго, забирай свой лимонад и пойди умойся.
— Потом поиграем в покер, о'кей? И ты тоже, ма?
— Я уже забыла, как в него играть, детка.
— Тед научит тебя.
Дорис украдкой взглянула на стоявшего у разделочного столика гостя со сложенными на груди руками. Он не принял, но и не отверг предложения Кэт. Это зависело, подсказывала улыбка на его лице, только от нее самой.
— Не берись за безнадежное дело, — посоветовала дочь.
— Почему безнадежное?
— Сама сказала, что забыла, значит ты плохой игрок.
Женщина вздохнула и многозначительно проговорила:
— Я никогда не знаю, что приберечь, а что сбросить.
Она рассчитывала, что он поймет истинное значение ее слов, и его потемневшие глаза подтвердили, что он-таки понял.
— Может, мне удастся когда-нибудь научить тебя, — неуверенно произнес Тед.
Уроки, которые он преподал ей в прошлом, были одновременно и горьки — по ее вине, — и сладки. Ну а те, которые решит преподать в будущем, могут оказаться такими же… или — да поможет ей Бог — более суровыми, чем все, что она вынесла до сих пор.
— Ну же, ма! — Кэт дергала ее за руку, стараясь привлечь к себе внимание. — Это же будет весело.
— Ну ладно. Но сначала приведи себя в порядок. — Она подождала, пока шаги дочери не затихли на лестнице, и покачала головой. — Иногда мне кажется, что она растет малолетней преступницей.
— Нет, она чудесный ребенок. Ты должна гордиться ею.
Его добрые слова наполнили ее и радостью, и болью. Они оба могли бы гордиться дочерью. Оба должны любить ее и стараться защитить, разделяя вдвоем невероятную сладость родительских уз. Она же должна найти способ сказать ему об этом, просто обязана.
И скажет. Скоро.
Но пока что ей нужно выиграть время. Нужно заново узнать его. Ей необходимо проводить с ним больше вечеров наподобие сегодняшнего. Необходимо поговорить с ним, извиниться перед ним, возместить ему все то, что произошло по ее вине. Но пока нужно отсрочить тот момент, когда он может возненавидеть ее.
Нельзя допустить окончательного краха их отношений.
— Какие проблемы, Дорис? — озабоченно спросил он, вырвав ее из плена обуревавших мыслей. — Каждый раз, когда я говорю что-то хорошее о Кэт, у тебя такое выражение, словно… — Он подыскивал подходящие слова и, не найдя их, недоуменно пожал плечами. — Будто тебе не по душе, что она нравится мне или что я нравлюсь ей.
Она протестующе закачала головой.
— Это неправда. Я хочу, чтобы вы были… — Друзьями? Это было бы невыносимо обидно для них обоих. Между ними существует нечто гораздо прочнее и важнее, нежели простая дружба, — неотъемлемая кровная связь между дочерью и отцом. Семейную связь — вот чего она хочет.
И чтобы семья включала и мать. Не желает она оставаться одиночкой.
— Я хочу, чтобы ты полюбил ее, — несмело проговорила Дорис. — Она моя дочь! Тед, а ты… — Моя первая и истинная любовь. Моя страсть, мое наваждение. Отец моего ребенка. В конце концов она сделала трусливый, менее всего подходящий выбор из возможных: — Ты лучший друг Грега.
— Тогда отчего такое страдальческое лицо?
— Не знаю. — Она выдавила из себя жалкое подобие улыбки. — В следующий раз я постараюсь исправиться.
Его взгляд не смягчился. Он может быть самым суровым и холодным человеком, который ей когда-либо попадался. И самым нежным и любящим, успокоила она себя и попыталась подольститься.
— Ну же, Тед. Я ведь извинилась, а?
— Нет, не извинилась.
Дорис нерешительно подошла к нему и с силой сжала его руки.
— Я сожалею, Тед. Сожалею обо всем, что когда-либо наговорила тебе, обо всем, что я сделала, а не должна бы. Я была молодой, глупой и застенчивой, испугалась пойти на риск. Я сожалела об этом прошедшие десять лет и буду сожалеть до конца жизни. Удовлетворен?