Все началось, когда вернувшаяся домой раньше обычного Дорис прервала игру Кэт с соседскими ребятишками. Девочка была страшно недовольна тем, что ее оторвали от детских забав и заставили в середине дня идти домой и привести себя в порядок перед визитом к врачу. Она капризничала и дулась все то время, что они были в поликлинике, словно только и мечтала поскорее отделаться от матери. А вернувшись домой, вредная девчонка, наоборот, не отходила от нее ни на шаг, нарочно досаждая, раздражая, нервируя.
У Дорис, казалось, вот-вот иссякнет терпение.
Выручил звонок в дверь.
— Хэй, Тед, — приветствовала своего избавителя расстроенная мать. Он выглядел неотразимо в джинсах и тесно обтягивающей сильные плечи и грудь майке. Дорис хотелось броситься к нему на шею, обнять или просто прикоснуться. Желание было таким сильным, что она быстро сунула руки в карманы своих брючек. — Заходи, Кэт в гостиной.
— Она прошла медицинский осмотр?
— Да. Ей сделали снимок руки и сказали, что все хорошо.
Тед заглянул через широкую дверь в гостиную. Развалившись на диване и положив ноги на кофейный столик, его дочь, задрав голову, уставилась в громко орущий телевизор. На девочке была напяленная до глаз ненавистная матери старая бейсбольная кепка.
— Она устраивает тебе веселую жизнь?
Дорис попыталась улыбнуться, но губы не слушались ее.
— Она приспосабливается.
— Медленно?
— Пожалуй, лет через двадцать справится.
— Я поговорю с ней…
— Не надо, — возразила она, тронутая его предложением, но уверенная, что от этого будет только хуже. Сейчас Кэт вымещает свои обиды и злость на ней. Если Тед вмешается, то и ему может достаться. — Позаботься о своих собственных взаимоотношениях с ней. Обо мне не беспокойся.
Отведя от нее глаза, он вспомнил, что захватил кое-что из почтового ящика.
— Вот твоя почта и газета.
— Спасибо. — Положив газету на столик в холле, Дорис стала перебирать небольшую пачку конвертов. Там оказалось уведомление от страховой компании — несомненно, по поводу руки дочери, один счет, пустяковые письма от неведомых обществ, рекламные открытки. Взгляд замер на знакомом желтом конверте, выглядевшим немного потрепанно после того, он побывал во Флоренсвилле и вернулся обратно.
Она не плакала уже три дня и думала, что совсем выплакалась, но моментально навернувшиеся слезы предупреждали, что все еще впереди. Трясущимися руками Дорис положила почту на столик, резко повернулась и пошла по коридору на кухню. Она уперлась руками в разделочный стол и прикусила нижнюю губу, пытаясь сдержать готовый вырваться из нее стон обиды и горечи. Рядом остановился Тед, держа в руке расстроивший ее конверт.
Он молчал. Не было нужды спрашивать что-либо — все объясняли адрес ее родителей и пометка, видимо, сделанная аккуратным почерком матери: "Вернуть отправителю". Вполне понятно, что это означает.
Прежде чем он успел что-то сказать, торопливо заговорила Дорис:
— Хочу попросить тебя об одном одолжении. Родители пригласили Кэт к себе на несколько дней. Я думаю, пусть едет, только я… я не могу ее отвезти. Ты не сделаешь это сегодня?
— Почему бы тебе не пообедать с нами и не поехать вместе?
Как ни приятно было это приглашение, Дорис покачала головой:
— Я не могу.
Кэт будет в ярости, если она отправится с ними, а мать — если она появится в родительском доме. А их ярости ей уже достаточно на сегодня. Больше просто не выдержать.
Дорис взяла несколько тарелок с разделочного столика и начала споласкивать их. Когда в третий раз подряд одно и то же блюдце упало на дно раковины, Тед завернул кран, вытер дрожавшие рука хозяйки полотенцем и повернул ее лицом к себе.
— В конверте поздравительная открытка родителям, — всхлипнула она. — В пятницу тридцать вторая годовщина их свадьбы.
Тед обнял ее, поглаживая по спине и успокаивая вдруг вырвавшимися словами нежности:
— Все пройдет, милая… — Но ласкал он не любимую женщину, а униженную и оскорбленную дочь Джеймсонов.
— Нет, Тед, — прошептала она, пытаясь высвободиться из его рук, хотя жаждала нежности. Ей так хотелось опереться на него, положиться на его силу, забыть все плохое и продлить наслаждение этим мигом.
Но в том-то и дело, что мигом. Было бы восхитительно чувствовать постоянно его тепло, прикосновение его рук, губ, быть в интимной близости с ним. Но мгновение не продлится, он отпустит ее и она окажется такой же одинокой, как всегда, почувствует еще большую опустошенность, чем когда-либо.
А Тед не выпускал ее из объятий, несмотря на легкий протест. Обнимая ее, согревая своим теплом, он чувствовал, как оттаивает сам. Как он может быть таким неумолимым, так сердиться и сочувствовать, искренне сострадать? Так ненавидеть, и так жаждать близости с ней?
Он приподнял ее голову, чтобы видеть лицо. В женских глазах боль, печаль, раскаяние и… любовь. Мог бы увидеть это и раньше.
Любовь.
— Дори, милая, я…
Тед поднял ее руку со своей груди, поднес к губам, поцеловал в ладонь и… опустил. Нет, его душа еще не оттаяла.
— Приготовь вещи Кэт, — мягко проговорил он. — Я отвезу дочку.
— Почему вы сердитесь?