— Вроде того. Хиро, к примеру, выбирает белоснежную комнату, а мы помним, как он боится замкнутых пространств. А ведь белый цвет лишает пространство замкнутости и создает иллюзию бесконечности.
— Что ты думаешь, Грейс?
— Меня пугает этот Фрейд в старом халате, — внезапно зевнула она, будто выпила снотворного. — Когда Хиро успел заразить тебя занудством?
Марианна надулась и, не ответив, продолжила:
— Теперь послушайте мой рассказ. Попытайтесь понять, что расскажет комната о Марианне. Будет не так легко — у выбранной комнаты три лица. Они не открываются сразу. Они возникают неспешно, одно за другим, сменяя и дополняя друг друга.
Итак, это вполне обычная жилая комната. Комната из небогатого дома. Комната из недорогого отеля. Моя бывшая комната. Никаких дизайнерских изысков, авангардных течений и антиквариата.
Ты заходишь в комнату и попадаешь в свою квартиру: простая кровать, журнальный столик, удобное кресло, шкаф с книгами и безделушками, небольшой коврик под ногами. Ты живешь, словно у себя дома, но постепенно замечаешь новое свойство комнаты.
А именно, эта комната непропорционально мала. Словно она была создана не для нормального человека, а для человека маленького. Для него уменьшена мебель и остальное. Ты живешь, будто в норке хоббита: скрючившись, спишь на маленькой кроватке, сжавшись в креслице, читаешь маленькую книжку. И в один из таких мелких вечеров ты, неуклюжий гномик, вдруг начинаешь замечать следующую особенность жилища.
Стоит лучше вглядеться в то, что тебя окружает, как внезапно обнаруживаешь, что комната создана из геометрических фигур, понимаешь, что они повсюду и тебе никогда не удастся избавиться от них.
Ты видишь, что ковер — это идеальный квадрат, что книги в шкафу — ровные прямоугольники, а кровать столь тверда и неудобна из-за того, что представляет безупречное скопление геометрических фигур. Теперь во всем ты узнаешь прямые линии и, наоборот, выпуклые формы. Комната приобретает новое очертание.
— Почему ты выделила только три лица комнаты? Если рассуждать по-твоему, их должно быть бесконечное множество, — с серьезным видом на кухню заходит Хиро. — Можно открывать их снова и снова.
— Разговоры не для всех. Не для простых смертных, — звучит сонный, немного пьяный голос Грейс.
— Меня раздражают заумные разговоры, где слова означают совсем не то, что мы понимаем под ними, — бормочет, кажется, перебравший вина, Оливер. — Существует только одна реальность, остальное лживо и сводит с ума.
— «Сводит с ума» — как сладко это звучит, — шепчет, засыпая, американка.
— Я тоже расскажу вам о комнате, — начинает Оливер. — Она, правда, слишком банальна и неинтересна. В ней нет ничего, что привлекло бы такого искушенного жильца, как вы. Это груда хлама. Да, хлама! И я даже не знаю, о чем говорить… Но я знаю, как буду говорить. Я сейчас буду говорить от лица стула, что стоит в этой комнате. Ха! От лица стула. Я буду стулом. Это придаст моему рассказу пикантности. Я не покажусь вам серым человеком, как показался бы, говоря о том, какая мебель стоит там и что за чувства она во мне пробуждает. Итак, я буду стулом.
Оливер вышел из-за стола и занял такое место, чтобы все его видели.
— Я стою рядом со стеной, прислонивши спину к её телу. Ногами я уверенно упираюсь в пол. Глазами смотрю в потолок. Я чувствую на себе ворох одежды и другого хлама. Ощущаю его трухлявый запах и слышу, как муравьишки снуют по нему.
Я обречен. Я обречен вечно стоять на одном и том же месте, обречен заниматься ненавистным делом и не могу изменить свою жизнь.
Я — стул и томлюсь под хламом в любое время года.
Я — стул, и день изо дня вижу одну и ту же картину: ненужное тряпье, разбросанное по комнате, недостижимый для меня потолок и надоевший, утомивший постоянством пол.
Я — стул. Ха! Как удивительно быть стулом!
В сущности это не самый плохой вариант, быть стулом. Я ничего не делаю, а вы бы сказали, что я могу заняться чем угодно. Я лишен чувств и привязанностей, а вам и это понравится, решите, что я свободен. Я, в конце концов, и, правда, неплохо устроился.
Каждый день ненавижу то, что лежит в комнате: самые разные костюмы, слипшиеся и потускневшие декорации, горы ненужного реквизита. Не всякому дана возможность видеть это.
Я один из немногих. Один — из избранных. И я — стул!
Оливер закончил, заметив встревоженные взгляды Хиро и Марианны, плотно сомкнутые глаза Грейс.
— Этот дом погубит меня, я не могу находиться здесь, я задыхаюсь, — говорит он, выходит и поднимается по лестнице.
— Что ты поняла из его рассказа, Марианна? — интересуется Хиро, будто принимает экзамен.
— Что я поняла? Что я должна была, по-твоему, понять? — кричит она, провожая взглядом Оливера.
Марианна дергается с места и быстро выходит:
— Нам нужно выбираться отсюда. Вот что!
Девушка идет в третий поворот налево. Проходит по коридору до конца, нервно сворачивает два раза направо.
Она открывает дверь, делает пару шагов и останавливается.
Мир снова меняет очертания. Его форма растекается, расползается в ширину и длину, уходит в бесконечность.