Найди выход, найди вход

Я у зеркала. Я стою у зеркала и пишу. Выглядит героически. В зеркале: глаза карие, миленький нос картошкой, черные, с золотистым отливом (благо, для этой цели некий определенно замечательный человек изобрел оттеночные шампуни), волосы подстрижены коротко, но не слишком, есть челка.

Да, начали за здравие, закончили за упокой. Нет, некрасиво. Некрасиво я пишу. Но зато пишу.

Теперь после столь душещипательных строк (про упокой) переходим к вопросу последнему (в списке первому). А именно: как называть и обращаться к дневнику? На ты просто и типично, поэтому лучше придумать имя.

Матвей. Хорошее славянское имя. Говоришь Матвей, и воображается красивый высокий блондин с голубыми глазами. Что ж, Матвей, ведь ты бы рассердился, если бы я представляла тебя жирным маленьким старичком. Правда? Я тоже так думаю.

Итак, сегодня мой день варенья.

Видимо, следует описать этот день. Так обычно поступают, когда заводят дневник. Ладно, глубокий вдох, барабанная дробь, и — начали!

Началось все не ахти как. Просыпаюсь я, значит, в десять часов утра, прогуливаюсь по коридору в ночной рубашке и больших тапочках-игрушках (конечно, зря я про это написала, однако что написано пером, того, как известно, не вырубишь и топором), и меня заставляют открывать рыбные консервы с малоприятным именем Горбуша. После часа приведения себя в порядок началась усердная мойка полов, вытирание пыли и нарезание, крошение овощей, а также смазывание майонезом абсолютно всего. Наконец, накрывание на стол, после сего пришлось затратить еще два часа для повторного приведения себя в порядок. В три часа пришли гости.

Отдышалась, продолжаю заставлять себя писать.

Интересно, Матвей, как ты думаешь, сколько у меня было гостей? Наверное, твой скупой блондинистый мужской интеллект вообразил, что у меня была ультрамодная вечеринка с конкурсами и танцами до упада (в смысле, до падения люстры у соседей этажом ниже). Вот-вот.

(Что вот-вот?)

Нет, всё было просто и по-семейному. Мама, папа, я, дедушка, бабушка. Все прошло как обычно: салаты, соки, горячее, торт со взбитыми сливками.

И всё-таки мне кажется, Матвей, что сейчас ты ломаешь голову над вопросом: почему я, такая молодая и потрясающе красивая Марианна Птичкина, сидела добрых шесть часов в окружении уже давно знакомых людей, а не трясла тощими боками в ночном клубе? Так вот, не буду долго тебя мучить и потороплюсь ответить сама: мне хотелось почувствовать себя защищенной. Конечно, тебе, двухметровому и мускулистому, вряд ли когда-либо придется использовать такой мудреный способ. Потому даже не надеюсь, что ты меня поймешь. Но в жестоком мире, хочется ощутить семейную заботу и тепло.

Пиши!

Так прошел у меня день.

На первый раз хватит.

Глава 3. Лабиринт

Из всех злых бед Страшней всего лабиринт: Там нет выхода.

— Хиро, проснись, — тормошила его Марианна.

Её разбудили странные звуки за стенами. Лязг железа. Грохот падающей мебели.

— Проснись, что-то происходит. Комнату трясет, как ты умудряешься спать?!

Он нехотя открыл глаза, кинул на нее презрительный взгляд, закутался в одеяло и отвернулся:

— Обычное землетрясение.

Комната заходила ходуном, и Марианна упала на пол.

— Что надо делать при землетрясении?

— Ждать, пока закончится. — спокойно ответил он.

Комната резко дернулась вправо, и Хиро снесло с кровати. Последовал сильный бросок влево, и холодильник еле устоял. Дверцы шкафа отворились, вешалки попадали на пол.

— Стены сломаются, как карточный домик, и нас завалит, — обреченно сказала Марианна.

Хиро, шатаясь, поднялся и побрел к двери. Марианна поползла за ним. Пока мебель шумела и ходила ходуном, двое дергали за ручку и кричали, потом пытались выбить дверь. Ничего не получилось, уставшие, они опустились на пол, и тут комната перестала трястись.

— И это, по-твоему, обычное землетрясение? — прошептала Марианна, глядя на упавший шкаф.

— Когда ты добиралась сюда, не видела ещё потайные ходы?

— Нет, если влезть в эту дыру, то окажешься в комнате с пятью углами, уверяю.

Она встала и пошла к холодильнику, стала грызть замороженную шоколадку. Хиро поднялся, и свет погас.

— Электричество выключили, гады, — сказала Марьяна. — Теперь ещё и ничего не видно.

Хиро закричал. Его затрясло, он резко кинулся к двери и стал бить по ней кулаками, как ошалевший.

— Выпустите меня, выпустите! — орал он.

— Ты чего? — испугалась Марианна, спотыкаясь о выпавшие ящики, она на ощупь отыскала его холодное от ужаса тело. — Успокойся, здесь никого нет, нас не выпустят.

— Пустите меня, — продолжал кричать Хиро. — Я заплачу вам!

— Уймись, никто не слышит тебя, комната заперта, — сказала она и нажала на ручку.

Дверь скрипнула, поддалась и на всеобщее изумление открылась.

Хиро вопя выскочил в коридор и убежал вперед. Марианна осторожно вышла за ним.

Яркий свет резал глаза. Длинный пустой коридор с множеством дверей пугал неестественностью. Будто его наспех строили вчера ночью. Ярко-белые свежевыкрашенные глянцевые стены, новенькие коричневые двери, красный мягкий ковер на полу, по которому никто еще не ходил. Всё выглядело ненастоящим.