Проведя меня в гостиную, тетя метнулась в ванную за полотенцем. И даже минуты не прошло, как она быстро вернулась и принялась меня вытирать и переодевать. Тетя Марина тоже молчала, даже не пыталась меня осудить за глупую выходку на улице.
– Где она? – прошептала я, но так тихо, что, казалось, меня никто не услышал.
– Она у себя в спальне. Доктор выписал ей успокоительное, но она так и не смогла заснуть, – ответила тетя, мягко гладя меня по волосам. – Можешь ее проведать.
Я вырвалась из теплых и нежных объятий тети и, пошатываясь, на нетвердых ногах побрела на второй этаж, где располагалась родительская спальня. В доме была такая же невыносимая тишина, как и вокруг, словно я потеряла слух. Дойдя до комнаты, мои уши наконец сумели уловить хоть какой-то звук, это были тихие всхлипы моей матери.
Мама сидела на кровати, обнимая фоторамку. Она прижала ее к сердцу и раскачивалась, словно убаюкивая младенца. Сомнений не было, эта та самая фотография, которая стояла у нее на прикроватной тумбе после смерти отца. На ней был запечатлен Миша на свой седьмой день рождения. В кадре он задувал свечи на большом торте, который держал папа. А я, как обычно, была где-то на заднем фоне, потому что не любила фотографироваться. Заметив меня, мама подняла голову и по ее лицу потекли слезы. Глаза у нее воспалились, а щеки впали. Такой сломленной маму я еще не видела. Мысль, что я потеряю и ее, заставила меня подбежать и упасть в объятия матери. Я прижалась к ее хрупкому телу и разрыдалась, во мне уже не оставалось сил сдерживать слезы, которые все никак не хотели заканчиваться.
Мама приобняла меня, медленно поглаживая по спине. Я не знала, что делать, как облегчить ее боль, и как жить дальше. Последние семь лет у меня и так не было никакой жизни. Уехав из дома, я поступила в университет и осталась жить и работать в столице, снимая квартиру. Я посвятила всю себя учебе, а потом погрузилась в работу, где зависала и в выходные. У меня не было никаких интересов и друзей, даже личной жизни. Я стала такой же холодной и неприветливой, как мама в молодости. Ни один парень ко мне не подходил, что меня не могло не радовать. Мне не хотелось ни с кем заводить отношений, близость меня пугала. Страх потерять любимого человека, заставлял меня забиться в кокон, отказывая всем. Может, когда-нибудь я и смогла бы преодолеть все это и довериться кому-то, но теперь я вновь уйду в себя. Лучше уж прожить одной, чем потом собирать осколки своего разбитого сердца, которое еще одного удара точно не выдержит.
Мы пролежали с мамой в обнимку до самого вечера. Никто из нас так и не произнес ни слова. Все было и так понятно, поскольку переживать близкую утрату нам приходилось уже не впервой. Но к такому невозможно привыкнуть, это должно было закончиться.
– Девочки, пойдемте ужинать, – из дверей донесся голос тети, без которой мы обе пропали бы.
Тетя Марина, как старшая сестра моей матери, никогда не переставала о ней заботиться, за что я перед ней в неоплатном долгу. Работая в городе, мне нечасто удавалось навестить маму и брата, поэтому она всегда в этом плане меня выручала.
– Ну же, родные, вам надо хоть немного поесть. – Тетя подошла к нам и помогла мне встать. Дальше мы с ней вместе кое-как поставили на ноги маму.
За ужином я так и не смогла ничего поесть, кусок в горло не лез. Меня сразу начинало тошнить, даже просто от запаха. И чтобы совсем от голода не загнуться, я погрызла парочку сухарей. Поблагодарив за старания тетю, я направилась в свою старую спальню. Но дальше комнаты Миши мне не удалось пройти. Я стояла напротив закрытой двери, решаясь зайти или нет. Моя рука крепко сжимала ручку двери, но никак не могла повернуть ее. Прислонившись лбом к прохладному деревянному полотну, я простояла минут десять, пока снова не покатились предательские слезы. В груди что-то больно сжалось, вызвав во мне неведомую ярость. Вся боль и горечь отступили на задний план, и я рывком распахнула дверь, проходя в комнату брата. Я стояла и смотрела на знакомую обстановку: везде был порядок и чистота. Таким был Миша, всегда следил за состоянием своей комнаты, не то что я – полная его противоположность.
Возле кровати на подставке стояла отцовская гитара, на которой брат обучался играть. На полках все так же стояли альбомы с рок-музыкой, среди которых был и старый винил. Папа безумно любил музыку, эта его страсть передалась и нам. Он был по жизни отвязным панк-рокером и обожал группу «Король и Шут». Отец даже назвал Мишу в честь лидера этой группы, чем мой брат всегда гордился.
А мое имя выбирала мама, и у нее были свои кумиры. Она, как преподаватель зарубежной литературы, перечитала бесчисленное количество книг, а одна из ее любимых была «Гордость и предубеждение» Джейн Остин. Поэтому долго не думая, мама назвала меня Элизабет. Хотя я всегда представляюсь как Элиза, в таком виде имя не сильно режет слух окружающим. А вот Миша называл меня только Бэт, что меня дико раздражало, но ему можно было все. Мы с ним были очень дружны и близки. Я любила своего брата и всегда буду его помнить.