Пьянка у магов проходила в два этапа. Первый: маг пил спиртное любой крепости, как воду, как будто бы без последствий для организма, но на самом деле с первым глотком сразу происходил магический дисбаланс. Опасный этап для любого новичка: опьянение не чувствуется, а магичить уже нельзя — результат будет непредсказуем: от полного ничего до смертельного самоподрыва.
Второй этап наступал резко: маг мгновенно становился в стельку пьяным. И вот тут они — маги — делились на два типа: буйные и тихие. Буйные начинали швыряться в окружающих всеми видами заклинаний, от твердо заученных до едва знакомых, а также экспромтами, становясь очень опасными для окружающих. Тихие же превращались в магическое бревно: ничего магичить не могли, вырубаясь в глубокий сон.
Опьянение проходило также резко: хоп — и огурчик! Но не все доживали, если честно.
Сейчас штурман дождался этого пресловутого второго этапа и напрягся: нужно ли сразу спасаться бегством или повременить?
— Каждую пятницу я в говно… — сообщил непонятное Наиль и безвольной тушкой упал в сугроб.
— Спасибо, о, дева Лизоветта! — поблагодарил штурман богов капитанской присказкой за то, что Илиа оказался тихим пьяным, взвалил мага-недоучку на плечо и похромал на зюйд-зюйд-вест.
Ноша была не тяжелая, но дорога оказалась весьма неудобна и для обычных сапог, что уж говорить, если одна из ног — деревянный штырь, который то проваливается в мерзлый наст глубже, чем сапог, то скользит в неожиданных местах. Несколько раз штурман падал вместе с ношей, иногда ронял ее, чтобы удержать равновесие. И каждый раз, когда она вновь оказывалась на плече, пьяный в хламину маг сообщал Уильяму новые весьма неожиданные сведения. Очень странная реакция на алкоголь сначала удивила, а потом стала бесить: черный юмор из уст младенца казался еще чернее.
— Быстро — это одна нога здесь, другая там. А нет, вторую не ждите. Хи-хи. — Очевидно пацан посчитал это смешным и захихикал.
На эту шутку штурман заподозрил, что его разыгрывают. Он свалил юмориста в сугроб и похлопал по щекам. Ноль реакции, глаза остались закрыты. Тогда прижал пальцы напротив сердца и прислушался к магии. Все было в порядке. Для «тихого-пьяного-мага», конечно же. Магия закапсулировалась внутри тела и на внешние раздражители не реагировала.
Кстати, очень хороший вариант в их случае. Северные болота недобро славились нулевым магическим фоном, то есть подпитаться ею снаружи было невозможно, надеяться приходилось только на собственные источник и резервы. У большинства магов этого резерва хватало ровно на один огненный шар. И если за границами болот они не испытывали трудностей с тем, чтобы продолжить бой, втягивая силу извне, то на болотах… М-да. Поэтому княжество Девятиземелье редко видело магов: не нравилось им здесь. Очень не нравилось.
Так что очень хорошо, что Илиа сейчас был тихим и не тратил энергию по дурости. Дольше продержатся. Да, собственный резерв штурмана был невелик, весьма невелик, а если честно, то весь он содержался в амулете-перстне. Вот таким Уильям случился инвалидом — и магически, и физически. Вся надежда была только на то, что пацан протрезвеет раньше, чем амулет иссякнет, или на то, что они получат помощь от других людей, иначе юному магу придется выбираться отсюда уже в одиночку, бросив замерший труп штурмана на съедение диким зверям. Уильям не боялся смерти, но умереть предпочитал в бою, в абордажной схватке, а не как неудачник.
Он взвалил горячее тело на плечо и поднялся:
— Вилли, твой левый сапог всегда как новенький… – поделился пацан интимным шепотом и хихикнул: — Как будто ты его не носишь.
— Еще раз про меня пошутишь — здесь оставлю! — пригрозил штурман.
В следующий раз пацан доверчиво сообщил:
— А ты знаешь, что подснежники — это не только цветы? — и посоветовал: — Не стань им!
— Завянь, — не сразу нашел подходящий ответ Уильям.
Три часа спустя, упав в очередной раз, штурман подниматься не спешил. Он равнодушно устроился в сугробе, цинично положив сапог на горячее тело спящего мага и отогревая замершую конечность. Из пацана получилась неплохая печка. На спине он неплохо согревал туловище, даже голова с руками почти не мерзли. Но ноги. Ногу Уильям уже не чувствовал. Он невесело рассмеялся:
— Твой любимый черный юмор, виконт. Одну ногу я потерял в огне, вторую отморозил.
Достав трубку и табак, штурман, не спеша, наслаждаясь, возможно, последними часами жизни, закурил. Тусклое солнце по-прежнему пряталось за серой зыбью сплошных облаков. В лесу стояла полная тишина, только иногда слышался глухой звук упавшего комка снега. Ни запахов костра, ни следов людей.