Найм

«Ни мычит, ни телиться» — общенародный тип поведения. Парни — долго «мычат». Хмыкают, охают, вздыхают. Наконец, начинают внятно «телиться»: у них есть причина уйти из общины, у них есть причина проситься именно ко мне — вотчина будет подниматься, расти — есть надежда получше устроиться. Обосноваться не временно, а постоянно. Но главное: им страшно. Сегодня они соврали мне. Вместе со всеми. Потом увидели мою сверхъестественную способность различать враньё — «Дар Богородицы», увидели наказание за ложь. И коробецкие сообразили: это ещё не конец разборки, появились новые работники, значит — жалеть их не обязательно. Вот эта парочка готова сдать всех остальных просто потому, что у них есть «страх Зверя Лютого» и нет другого, «встречного страха» — потерять общину — они эту идею уже давно сами обдумывали.

Интересно, мне всегда казалось, что человек бежит от источника страха, а здесь — наоборот. Как старое фронтовое правило: «снаряд два раза в одно место не попадает». И бойцы прячутся в свежую воронку.

— Лады. Пошли под запись расскажите.

Сперва вдвоём с Николаем, потом, когда он, заснув прямо за столом, свалился с чурбачка — один, сижу всю ночь и царапаю бересту. Такой-то сказал такое-то и уступил место такому-то…

Утром отправляю «доносчиков» к рябиновской бригаде — нечего ребятам с односельчанами лишний раз общаться — могут быть… эксцессы. И начинаю, уже представляя характеры персонажей, выдёргивать по одному коробецких. Первые ещё нервничают, пытаются запираться. Последующие, уже услышав от товарищей суть происходящего — не дёргаются.

Всё по классике: добровольные признательные показания под давлением неопровержимых улик. Ощутив безысходность и неизбежность, соучастники радостно закладывают друг друга и с огромной благодарностью идут на сделку со следствием. И правда — ну зачем нам княжий суд? Давайте полюбовно, «по согласию». Вместо виры и справедливости по «закону Русскому» — я согласен на долговую расписку. Типа: такой-то имя-рек получил от меня в долг те же 6 гривен, как за «пошибание робы». Под божеский процент — «нормальный рез» — 20 %.

Мономах, в своих дополнениях к «Русской Правде», не ограничивает время начисления такого процента, не требует реструктуризации долга при превышении периода займа, как с другими ставками. Я здорово сомневаюсь, что эти смерды смогут легко и своевременно всё выплатить. И я буду спокойно начислять и взыскивать ещё очень долго.

Чарджи и Сухан процарапывают свои автографы в качестве свидетелей-послухов. При сумме долга свыше 3 гривен — свидетели обязательны. Иначе остаётся только сказать в суде: «сам дурак». По Мономаху: «речи ему тако: промиловался еси, оже еси не ставил послуховъ».

15 персональных берестяных грамоток с кровавым отпечатком большого пальца конкретной персоны. А то кресты в качестве подписей — меня не вдохновляют. Срок оплаты — полгода. Не будет оплаты — отдам вирнику. И тогда община-вервь заплатит и постой, и съездное-въездное-ссадное. Парни — всё понимают, соглашаются, «зачем нам вирник? — вирник нам не нужен». Сокрушённо кивают: «ты уж, боярич, зла не держи — бес попутал». Бес-то бес, но, похоже, Ивица за пару-тройку часов интенсивного труда заработала мне за сотню гривен. При её собственной себестоимости в одну ногату.

Мысль — не моя. Николай, забежавший к концу мероприятия, заглянул в грамотки, посчитал их и… «упал передо мной на колени в неизъяснимом восторге и глубоком душевном стремлении облобызать длань господскую». Искренний восхищение его выражался потоком слышанных от меня же междометий типа:

— Ну, ты, блин, и уелбантурил, хозяин! Круто дело вывернул! Чистый факеншит получается! Уж чего я в жизни повидал, но чтоб с одной девкиной дырки стока серебра за раз… будто дождём попёрло. Дай хоть к ручке приложиться — может и мне такая удача повстречается, может и я, возле головушки твоей, светлой ума-то-разума…

Учись Николашка. Попадизм — дело чрезвычайно прибыльное. Сходные технологии достижения сверхдоходности путём применения шантажа достаточно больших групп самцов хомосапиенсов по сходным основаниям — применялись и в 20–21 веках. Внедряем опыт грядущих эпох. Здесь конкретно — отечественной пост-индустриальной демократии.

Судебные дела — закончились, а настоящее дело — строительство — нет. Живём дальше.

Каждое утро, ещё затемно, я бежал на речку топиться.

Роман Полонский очень точно заметил:

— Я не мазохист. Но каждое утро принимаю холодный душ. И спокойно приступаю к делам. Потому что любое другое событие в течении дня уже не будет столь неприятным.

Увы мне, «как Илья-пророк молонию в реку кинет, так и вода охолонет» — русская народная примета. Пока «Илья» не пришёл — вода тёплая. Как парное молоко. Тихо. Туман ещё только-только собирается. Мир — тёмен, безвиден и… прекрасен.

Утопиться не удавалось, и мы с Суханом отправлялись в набег. Инспекционно-тренировочный. И хозяйство своё осмотреть, и здоровья поднабраться.