Найм

Ответ неверный. Это я так думаю. По стереотипам моего 21 века. А тут «Святая Русь» со своими законами, и век — двенадцатый, со своими правилами, нормами и понятиями.

Она Кудряшку — жена венчанная. Которая «да убоится мужа своего». Ибо на то — воля божья!

Понятно, что прямо против моего господского приказа она не пойдёт. Воля господина вровень с волей господа. После перенесённой порки и прочих дел — особенно. Но и не надо против моей воли — я же никаких ценных указаний по её поводу не выражал. А в остальном — мужнина власть над ней. Одно слово — овца. С очень паршивым пастырем.

После моего ухода, Кудряшок потребовал от жены исполнения супружеского долга. Ну как же без этого? Святое дело, муж в законном праве своём. И «это» — было исполнено. С некоторыми дополнительными элементами, которые обеспечили «показательно, громко, больно». Когда «горнист» не стерпел и кинулся на защиту своей подружки, то на его голову обрушилась целая проповедь. О Законе Божьем и вытекающих из него правилах поведения «жены доброй».

Врёт Кудряшок складно, не хуже, чем профессиональный поп с амвона. Мне, к примеру, до него ещё далеко. Это я объективно говорю — накатанных оборотов у меня мало. Остальные… крестьяне. Их дело — внимать. «Горнист» вообще, по сути — некрещёный ещё язычник. А тут — кары божьи в натуральную величину на том и на этом свете.

Но Кудряшок проявил милосердие, умилился раскаянию юноши, высоко оценил «души прекрасные порывы», предложил «трубку мира» и свою дружбу. Вспомнил, что «господь велел делиться». В качестве «трубки мира» была предложена «жена законная». Её и «покурили». И — «любовный треугольник» превратился в бордель. Причём — двусторонний. «Ты — мне, я — тебе». Я тебе — «половину» свою законную, а ты мне — свою половину, заднюю. А чего удивляться? Разве не сказано в Писании: «и будут двое одна плоть». Типа: если ты мою жену раскладываешь, то это эквивалентно как меня самого. И я тебя — симметрично. Чисто по дружбе, в знак приязни и уважения. Отдариваться-то на Руси — первейшее дело.

Пошли в ход приёмы и методы «не повседневного применения»: и «этажерка», и «тяни-толкай», и «гамбургер скособоченный»… Хотен, естественно, мимо такого веселья пройти не мог. Любознателен он. Как всякий сплетник. Кудряшок к старшему по команде — со всем уважением. «Любой кусок мяса на ваш выбор, господин старший надзиратель». Пока оно — тёплое и шевелится. Сложность акробатических фигур и вариации позиций существенно увеличились.

Что интересно: никаких материальных преференций для себя — Кудряшок в обмен не требовал. Дружелюбие и широта души в чистом виде. Кормёжка у всех — из одного котла, шмотки — какие были. Практически, на заимке — чистый коммунизм. И Кудряшку ничего-то не нужно. Только-то — «а поговорить».

Даже заготовки под шиндель он продолжал изготавливать. По кухне пытался помогать. Милейший и добрейший человек. Отнюдь не стяжатель. Никакой личной выгоды.

Только есть абстракция одна — любовь и уважение окружающих. Экая хрень, вроде бы. Другое название — контроль поведения, личный авторитет, изменение приоритетов мотиваций, воспитание у друзей-товарищей чувства зависимости, долга перед ним.

Баба — его. Собственность, имение. И он имением своим с сотоварищами делится. Как добрый христианин, как добрый друг. С приязнью, уважением и всемерной поддержкой. Ну как же такому человеку не помочь? Как-то нечестно, неприлично, не по-людски. Просьбами Кудряшок не надоедал. Так, по мелочам, для пользы общего дела. И просьбы эти исполняли. От чистого сердца, от всей души, из благодарности.

Глава 146

Фактически этот «крысюк» за полторы недели сформировал собственную команду. Из моих людей. И эти два дурака и дурочка, когда я понял что к чему и начал задавать прямые вопросы, постоянно на «крысюка» оглядывались, мялись и пытались моё раздражение от него отвратить и принять на себя. «Пострадать за други своя».

А эта сволочь ласково улыбалась — даже и прицепиться толком не к чему. Работы — работались, имение моё — не сожжено, не разрушено. А уж кто с кем спит… Что я, ревнитель нравственности и пример целомудрия? Но я же вижу, как они на него смотрят, как без его кивка — слово сказать боятся, как они от него зависят. Эмоционально, интеллектуально, «совестливо».

Единственное, что несколько притормаживало здешний «праздник жизни» — Домна. В общее «веселье» она не вмешивалась, от комментариев воздерживалась, кормила всех без разбору. Но такое непотребство не приняла и пареньку своему внятно объяснила.

Хохряковичу пришлось выбирать между групповым весельем в мужской компании и одиночеством вдвоём. А Кудряшок потихоньку давил на парня. То насмешками мужчин, то лёгкой порнушкой в исполнении жены, то, через Хотена, дополнительной тяжёлой и грязной работой. Вечером перед моим приездом парня дожали — он стащил у Домны жбанчик пива. Ну, какое же веселье без выпивки?

«Вино и женщины. Так говорите вы.
Но мы ж не говорим: мужчины и конфеты».