Пока водитель сражался с уличной сумятицей, Салташ делился с Бримом информацией, полученной только этим утром от содескийских спецслужб — похоже, разведка у медведей работала практически безотказно. Согласно этой информации, паша Радиман Корфуцци — довольно-таки безмозглый, зато склонный к амурным похождениям брат флювийского правителя — вляпался в интрижку с некой красоткой, на поверку оказавшейся агентом облачников. Без особых усилий ей удалось заставить Корфуцци отчаянно возревновать ее к послу Лиги; последнего, разумеется, в этот заговор не посвящали. Агент получила разрешение своего начальства пожертвовать послом, позволив ему при всем честном народе пасть от руки своего августейшего «соперника». Это стало бы началом кампании нападок на Флюванну и ее правительство, напрямую ведущей вторжение в доминион Лиги.
Поскольку, по данным содескийцев, инцидент должен был произойти спонтанно, как бы сам собой, предсказать его время и место — и, следовательно, предотвратить — было чрезвычайно трудно. Вследствие этого агентам Имперской Безопасности пришлось взять обоих — и Корфуцци, и посла — под круглосуточное наблюдение. Все возможные меры предосторожности были приняты, оставалось только ждать развязки…
Посольскому лимузину Салташа было позволено подъехать к парадному входу во дворец через несколько циклов после того, как дипломат закончил знакомить Брима со сложившейся ситуацией.
— Мы поговорим об этом подробнее позже, — добавил он. — Здесь, на их территории, мы не можем гарантировать стопроцентной защищенности от прослушивания — даже в бронированном лимузине. Щупальца облачников простираются слишком далеко.
Брови у Брима удивленно поползли вверх.
— Неужели они установили подслушивающие устройства даже во дворце? — не поверил он своим ушам.
— Мы полагаем, что да, — ответил Салташ. — Во флювийской службе безопасности полным-полно агентов облачников. — Он откинулся на спинку сиденья и жестом профессионального гида махнул рукой в сторону окошка. — Можете пока любоваться парком, — объявил он. — Слава о нем идет по всей Галактике, и далеко не каждому удается увидеть его своими глазами.
Брим огляделся по сторонам. Салташ явно говорил дело. Пусть просторный дворцовый партер не шел в сравнение с величественным холмом, на котором покоился некогда монастырь градгроут-норшелитов на Аталанте, он все равно производил немалое впечатление. Окруженный высокой стеной — с воздуха Брим видел, что она представляет собой правильный прямоугольник, — парк был усажен огромными раскидистыми деревьями с красной, оранжевой и зеленой листвой. Там и тут били высокие фонтаны, виднелись причудливые беседки, монументальные балюстрады и массивные каменные урны причудливых форм. На пересечении тенистых дорожек стояли статуи незнакомых героев, а высоко в небе реяли на флагштоках яркие знамена. Лимузин плавно притормозил в конце длинной вереницы аналогичных машин, медленно продвигавшихся к величественному портику ярко-алого камня. По меньшей мере три дюжины лакеев в таких же алых ливреях вытянулись у входа.
— Почему так много красного? — поинтересовался Брим, пока машина ползла вперед.
— Празднование Заборева, — отвечал Салташ. — Это что-то вроде квазирелигиозного праздника длиной в декаду. Впрочем, сомневаюсь, чтобы кто-то еще помнил его истинный смысл. По большей части каждый день праздника посвящается той или иной победе над враждебными силами из-за пределов Галактики. Беда только в том, что, какие это силы, не сообщается — по крайней мере на тех празднествах, на которых мне разрешено было присутствовать. — Он улыбнулся. Глайдер их тем временем остановился наконец у портика. — Зато там хватает вкусной еды и восхитительных местных вин, так что у меня ни разу не было повода жаловаться на неясности в их истории.
Карескриец улыбнулся в ответ. Лакей в алой ливрее шагнул к их машине, чтобы отворить дверцу.
— У нас с вами совпадающие взгляды, — сообщил он. — Там, где в достатке жрачки и вина, стоит по возможности избегать ненужных вопросов. Этому меня научили приятели с Содески.
Он шагнул на мостовую, поправил кортик и следом за Салташем вошел в самые величественные двери, что приходилось ему встречать со времени славной памяти отеля «Гранд Кондорити» на Аталанте. И те, и другие размерами подобали скорее ангару для звездолетов.
К несказанному облегчению Брима, «аудиенция» у Набоба Мустафы представляла собой обыкновенную дворцовую церемонию, участие людей в которой сводилось к минимуму. По правую руку от полукруглого возвышения, отгороженного от остального помещения тяжелыми алыми портьерами, выстроились в ряд, переговариваясь друг с другом, человек тридцать. Сама тронная зала представляла собой просторное помещение, больше всего напоминавшее неописуемо огромный, изукрашенный всевозможными орнаментами шатер бедуина, ибо и стены, и потолок закрывались коврами. Набоб явно происходил из рода кочевников, хоть корни эти и уходили в глубокое прошлое.
— Мне положено что-то знать об этом? — поинтересовался Брим.
Салташ покачал головой.