Найти Белую Лошадь

В то утро новоприбывшим был большой лохматый дворняга. На его ошейнике виднелась металлическая пластинка с надписью «Лабер».[1] Он был вислоухий, с длинным пушистым хвостом, шерсть у него была белая с коричневыми пятнами. Кот, как обычно, совершал свой обход и ждал, пока служащая запрёт собаку и удалится. Он начал тереться о проволоку и ожидал взрыва. Вместо этого большой дворняга посмотрел на кота сверху вниз, помахал хвостом и дружелюбно оскалился.

— Привет, — сказал он, — Я — Лабер. А тебя как зовут?

— Сквинтэм,[2] — ответил кот.

Изящный, элегантный, с короткой блестящей шерстью и ярко-голубыми глазами, он был чистопородный, но с изъяном. Сиамцам не полагается быть хоть сколь-нибудь косоглазыми. А Сквинтэм немного косил.

— Очень рад познакомиться! — сказал Лабер басом. — Я бы с удовольствием побеседовал с тобой, но только попозже: я очень устал. Извини, у меня просто глаза слипаются. — Он улёгся на топчан в глубине вольера и мгновенно уснул.

Кошки весьма любопытны, и в последующие дни Сквинтэм немало времени проводил у вольера, где находился Лабер. Не так уж много они друг с другом разговаривали, потому что большой и неуклюжий на вид Лабер был ещё и ленивейшей из собак. Каждое утро после нескольких слов он просил извинения и отправлялся спать. Но эти несколько слов всегда были дружескими, приветливыми, каких Сквинтэм никогда прежде от собак не слышал.

Поэтому, с течением времени, он стал беспокоиться за благоприобретённого друга, так как ему были известны порядки Собачьего Приюта. Каждое утро около одиннадцати часов собаку, которую не востребовали или не пристроили в двухнедельный срок, выводили из вольера и вели по коридору в операционную. Там её без боли усыпляли.

На тринадцатое утро пребывания Лабера в приюте, когда часы на стене показывали без пяти минут одиннадцать, пришла служащая. Она открыла дверь одного из вольеров и вывела оттуда маленького весёлого чёрно-белого терьера, почти ещё щенка.

— Куда они идут? — спросил Лабер.

— На небольшую прогулку, — коротко ответил Сквинтэм.

В тот вечер он вышел на залитую лунным светом улицу, уселся на стене, смотрел на тёмные очертания Собачьего Приюта и размышлял о свободе.

«Я могу идти, куда захочу, — думал он, — и некоторые, хотя и немногие, из собак могут выйти из этой тюрьмы, но для Лабера завтрашнее утро будет последним. Если я не смогу помочь. Стоит попробовать, а?»

Утром Сквинтэм сидел, аккуратно обвив вокруг себя длинный тонкий хвост, и ждал. Он видел, как служащая открыла дверку. Лабер, конечно, спал. «Спустя пять минут, — подумал Сквинтэм, — ты уснёшь навеки».

— Ну, идём, приятель! — бодро сказала служащая, — Прогуляемся. — И когда пёс, зевая, поднялся, она пристегнула поводок к его ошейнику…

— Что же это никто не разыскал тебя? — сказала она, гладя его лохматую голову. — И никто не взял к себе домой. Может быть, потому, что ты такой ленивец? Каждый раз, когда кто-нибудь приходил выбрать собаку, ты спал. Они, наверное, думали, что ты больной. Ну что ж, идём, Лабер. По крайней мере, ты ничего не почувствуешь.

Она повела Лабера по коридору. Сквинтэм пошёл за ними. Было без трёх минут одиннадцать.

В операционной ветеринар наполнял шприц. Он обернулся, когда дверь отворилась и вошла служащая с собакой. Сквинтэм, незамеченный, проскользнул за ними.

Ветеринар посмотрел на Лабера.

— Большой, — сказал он, положив шприц. — Не поднимай его на стол сама, сместишь диск. Я помогу. Ему нужен намордник?

— Нет, — сказала служащая. — Он не кусается. Для него это было бы слишком большим усилием. Такой ленивец.

Они вместе подняли Лабера на стол, и он стоял спокойно, помахивая хвостом, медленно, чтобы не слишком себя утомить, и улыбчиво смотрел на них из-под лохматых бровей.

Ветеринар взял ножницы.

— Всего лишь срежу немного шерсти с передней лапы, — сказал он и выстриг маленькое пятнышко.

Потом нащупал вену.

— Так, — сказал ветеринар, — готово. Только крепче держи его за ногу, вот здесь. — И он взял шприц.

Другой рукой он похлопывал Лабера, который замахал хвостом чуть быстрее.

— Ну, — сказал ветеринар, — это совсем не больно.

В окошко операционной донёсся отдалённый бой церковных часов. Одиннадцать.

У сиамцев голоса особенно пронзительные, многим людям они кажутся неприятными. И как раз в тот момент, когда ветеринар приготовился ввести иголку в вену, Сквинтэм издал неожиданный оглушительный вопль.

Для двух вздрогнувших от неожиданности людей он, разумеется, был просто воплем, заставившим ветеринара отдёрнуть шприц, а служащую — отпустить ногу собаки.

Но Лабер, который недоумевал, почему он должен стоять на столе, когда предпочёл бы улечься и, может быть, вздремнуть, всё понял, как надо.

— Спасайся! — кричал Сквинтэм что есть мочи, — За мной! А то они тебя убьют!

Глава вторая. Сквозь дверь, на свободу