Найти бесогона

– Мне явился призрак Северцева и сказал, что ты умираешь. Я бросился тебя спасать, но понятия не имел, где ты живёшь. Повезло, что подвёз местный житель, хотя пришлось администраторшу попугать. Пойми, Милана, я не хотел тебе это говорить. Меня переклинило. Выпил стакан сока и вдруг обрушилась страшная головная боль. Все перед глазами перекосилось, навалилось раздражение, злость, ненависть ко всему миру. Потом все исчезло, но слишком поздно.

– Знаешь, я чувствовала нечто похожее, – проговорила Милана отрешённо. – Мне стало так невыносимо одиноко, тоскливо, показалось, весь мир от меня отвернулся. Душу заполнила кромешная тьма. Я подумала – никому не нужна, совсем никому, – на её ресницах задрожали слезинки.

Я наклонился над ней, обнял, ткнулся носом, как кутёнок.

– Прости меня, – глухо сказал я. – Милана, я точно знаю, тебя хотят убить. Он уже сделал две попытки. Поверь мне, это не пустые угрозы.

Она пригладила мои взлохмаченные волосы, провела по небритой щеке, печально улыбнувшись.

– И что ты все придумываешь, дурачок.

Я нежно поцеловал её руку, с туго забинтованным запястьем, прикасаясь осторожно губами.

– Все, посещение закончено, – послышался из дверей окрик медсестры.

Я вытащил из пакета большого плюшевого пса и положил Милане на кровать.

– Вот, он будет тебя охранять, пока меня нет, – я подмигнул.

Милана зарылась лицом в мохнатую шерсть, подняла глаза и по-детски счастливо улыбнулась, исчезла горестная морщинка у носа.

– Я тебя люблю, малыш, – сказал я, пятясь к двери.

– Я тебя тоже.

Я спустился по ступенькам, ощущая, что жизнь опять стала прекрасна и удивительна.

– Ну, поехали, что ли банк грабить, – бросил я удовлетворённо, легко запрыгнув на сидение рядом с Лифшицем.

Он оглядел меня и завёл мотор.

– Юра, может быть, заскочим ко мне домой. Побреюсь и душ приму, – начал я осторожно, вспомнив о том, как выгляжу сейчас.

– Кого ты стесняешься? – удивился он. – Там есть, где и помыться и побриться – не волнуйся. Все будет в порядке.

Теперь я отчётливо видел, как машина подъехала к широким стальным воротам, они отворились, и мы оказались в длинной бетонной кишке, которая заканчивалась платформой. Загнав на неё туда тачку, Лифшиц просигналил, мы начали медленно спускаться вниз. И я понял, что помещения, где проходят съёмки, выстроены под землёй. Но кому пришло в голову создавать огромные великолепно обставленные павильоны в Богом забытом городишке?

Когда мы вышли из машины в гараже, Лифшиц, захлопнув дверь, проронил:

– Пойдём, сейчас в порядок себя приведёшь, и потом в студию. И долго не валандайся, Верхоланцев и так бесится, массу времени потеряли.

– Ну, снимали бы кого-нибудь другого. Мельгунова, к примеру, – предложил я.

Лифшиц пронзил меня злющим взглядом, я заткнулся и больше ничего не предлагал.

Мы прошли длинными, извилистыми коридорами, и оказались на круглой площади, на которую выходили высокие деревянные двери, к одной из них Лифшиц подвёл меня, открыл ключом. Я очутился в роскошном гостиничном номере, заставленным старинной мебелью красного дерева – диван, несколько кресел, обшитых шёлком песочного цвета, изящный столик, массивный гардероб. На второй этаж вела винтовая лестница. Хотел бы я здесь пожить. За окном, занимавшим всю стену, начинался живой «задник» – словно искажённые толщей морской воды ввысь рвались небоскрёбы с ярко горящими окнами, вились серпантины зелёных и бурых водорослей, камни усыпали разноцветные полипы. Тот, кто сотворил это великолепие, явно обладал буйной фантазией.

Лифшиц уселся на диван, достал сценарий и скомандовал:

– Давай, приводи себя в порядок, одевайся.

Я подошёл к гардеробу, задумчиво оглядел вывешенные там костюмы. Лифшиц нетерпеливо вскочил и, вытащив вешалку с одеждой, кинул на кровать со словами:

– Вот это оденешь.

Через полчаса я удовлетворённо оглядывал себя в высоком зеркале.

– Ну, пошли, – бросил Лифшиц, вставая с дивана.

– Юра, дай я хоть сценарий прочту, я же вообще ни бум-бум, что за сцена, – смущённо проговорил я

Но он бесцеремонно потащил меня к лифту.

– Ничего там сложного нет, Верхоланцев тебе все объяснит.

Я лишь тяжело вздохнул, эта история стала повторяться все чаще и чаще. В сценарий вводили новые сцены для меня, я ни ухом, ни рылом не знал о них. Будто я – марионетка, которую дёргают за ниточки. Я понимал, актёр из меня никудышный, но считал, что тем более надо лучше готовиться к съёмке, а мне не давали этого сделать. Смотреть отснятый материал со своей персоной жутко не хотелось: понимал, что умру от стыда, увидев свою работу.

Я вошёл в павильон, и потерялся в огромном зале, поразившись обилию мрамора и позолоты. В центре – огромный массивный стол в виде восьмиугольника. За ним сидели люди, изображавшие посетителей. Высокий потолок с живописным плафоном подпирали несколько квадратных колонн с элегантной капителью. На первом этаже по периметру шли нескончаемые стойки из белоснежного мрамора с окошками выдачи, закрытые изящными решётками. На балкон вела широкая лестница, украшенная бордовой дорожкой. В довершении всего над входом красовался огромный витраж.