Найти Эдем

Он присел на край кровати у ног Рении, зажал меч коленями и положил ладони на рукоять. Вздохнул и начал медленно говорить, роняя в тишину слова, чувствуя, как вновь надвигается из прошлого и охватывает его пережитая боль, ставшая со временем глуше, тупее — но не проходящая, никогда не проходящая, потому что такая боль может исчезнуть только вместе с жизнью…

— Ее звали Инейя. Я увидел ее в Абулене, за рекой Розовых Птиц, в уютном тенистом дворике возле дома у пруда. Кто-то из окна позвал ее: «Инейя!» — и она вышла из-за деревьев, и я увидел ее. Инейя. Иней-я… Мы с отцом направлялись дальше, к кочевникам-луссиям, и только на день остановились в Абулене. Я увидел ее — и не поехал с отцом. Я, Гронгард, сын Гронгарда Странника, остался в Абулене, потому что увидел ее. Как только она вышла из-за деревьев, я понял: это идет навстречу моя судьба. Инейя. И-ней-я…

Он говорил и говорил, и снова погружался туда, в те невозвратимые времена, когда все вокруг было подобно огромным белым цветам, что раскрывают свои лепестки с появлением первых звезд и пахнут тонко и неповторимо. Рения, приподнявшись на локте, напряженно смотрела на него Грон чувствовал ее взгляд, — но когда он поворачивал к ней лицо, отводила глаза.

Такие длинные — и такие короткие дни. Нахлестывать коня, торопясь из Искалора в Абулену, подгонять паромщика на реке Розовых Птиц, ждать у пруда… И смотреть… И любоваться… И говорить…

Безумное время Черной Беды. Погребальный огонь. Долгие, долгие, долгие странствия, безнадежное серое небо над головой, равнодушное безотрадное небо с холодным солнцем — стертой монетой в чужой ладони. Другие города. Другие люди. Женщины. Но нигде, никто…

— Ты очень похожа на нее… Этого просто не может быть…

В черных глазах Рении застыли боль и отчаяние. Ее губы дрожали, словно девушка едва сдерживала рыдания.

«Хватит, — подумал Грон, до ломоты в скулах стискивая зубы. — Хватит скитаться по земле. Вернуться с вином Асканты и начать собирать надежных бойцов, чтобы эти мерзавцы не посмели больше никогда…»

— Успокойся, Рения, — мягко сказал он. — Я никому не позволю обижать тебя. Духи рассвета, как было бы хорошо, если бы люди никогда не обижали друг друга! Я отыщу вино Асканты, Рения, и постараюсь изменить этот мир, вот увидишь… Вопреки озерным метателям, вопреки кровавым кинжальщикам…

Глаза девушки расширились, и словно две маленькие Ночные Сестры мягко засветились в них.

— Вино Асканты?

— Да, Рения. Напиток счастья. Его хватит на всех, вино в чаше не убывает. Мне нужно опередить метателей, потому что у этих тварей свое представление о счастье. — Грон вздохнул. — Счастье озерных метателей это горе всех остальных…

Рения подалась к нему, словно собираясь что-то сказать, но вдруг закусила губу и с тихим стоном опустила голову на подушку. Грон обеспокоенно придвинулся к ней.

— Тебе плохо, Рения?

Девушка молча покачала головой и слезы потекли по ее щекам.

— Постарайся уснуть. Сон восстанавливает силы. А я посмотрю, где они, и попробую, если получится…

— Нет! Не надо! — Рения резко поднялась, вцепилась в его руку. — Не ходи, они убьют тебя!

Словно теплая волна обдала его тело, словно полуденный ветер дунул в лицо, словно разом поднялись над рассветной рекой звонкоголосые розовые птицы…

— Успокойся, Рения. — Голос Грона чуть дрогнул. — Я буду рядом с тобой, я никуда не уйду. Успокойся, усни. Выпей вина, вино поможет…

— Вина? Ты советуешь мне выпить вина?

На щеках девушки проступили красные пятна, в глазах вновь заблестели слезы. Грон с тревогой смотрел на нее.

— Да, я выпью вина!

Она отшвырнула плащ, соскользнула с кровати, быстрым движением подхватила с пола пустой бокал и бросилась к столу. Грон, опомнившись, обеспокоенно направился следом за ней. Рения подняла кувшин и вдруг выпустила его из рук. Кувшин с глухим стуком упал на пол и раскололся, истекая вином. Покатилась, тонко позванивая, изящная крышка и стихла, наткнувшись на стену. Девушка рухнула на скамью, закрыла лицо ладонями и зарыдала.

«Духи рассвета! — в смятении подумал Грон, склоняясь над ней и осторожно касаясь пальцами ее струящихся на пол черных волос. — Ей нужно обязательно уснуть, она же совершенно измучена!»

— Ложись, Рения, усни, тебе будет лучше. Ложись, усни, — приговаривал он, ведя ее к кровати.

Она, все еще вздрагивая от плача, покорно легла, натянула до подбородка просторный голубой плащ вольного бойца и страдальчески посмотрела на Грона. Ее губы шевельнулись, словно хотели произнести что-то. Она глубоко вздохнула, взяла за руку застывшего Грона. Ее ладонь была сухой и холодной.

— Умоляю, никуда не уходи… — прошептала она. — Умоляю… Не открывай дверь… Будь со мной, умоляю…

— Я с тобой, Рения, — тихо ответил Грон, встал на колени рядом с девушкой и прижался лбом к ее руке. — Я с тобой…

«И-ней-я… И-ней-я…» — доносился откуда-то настойчивый далекий-далекий шепот.

— Не… открывай… дверь… Гронгард…