Поначалу Грон не поверил. Снежные Горы неприступной стеной вздымались в трех днях пути по Большой пустыне, пересекая весь мир от горизонта до горизонта. Никто не мог преодолеть их, ни человек, ни зверь, да и не водились звери в Большой Пустыне, а людям делать там было нечего. Но голос духа сказал Беардину, что есть пещера, пронзающая каменные толщи, и там, за горами, в незапамятные времена, прилетевшая со звезд женщина укрыла чудесный напиток, приносящий счастье. И Беардин обратился за помощью к нему, Гронгарду, сыну Гронгарда Странника, ибо сам был почти слеп от укуса ядовитой клыкастой жабы. Беардин вызвал при нем, Гроне, голос духа из ларца, и голос поведал, как пробраться сквозь горы. А откуда у Беардина черный ларец — Грон не знал и не спрашивал: это была чужая тайна. Но как узнали метатели? Кто сумел подслушать голос духа в доме Беардина? Кто направил их, кто подсказал неведомый никому путь?.. Беардин скорее откусил бы себе язык, чем выдал тайну — Грон давно знал его… Ларец похитили? Но кто и как проведал о том, что существует такой ларец?..
— Дорога еще не кончается, — повторил Грон. — Надо спрятать коней.
Ал с сожалением выпустил дощечку из рук и вскарабкался на коня.
Всадники направились вдоль гряды и вскоре отыскали подходящее место. Иссеченная трещинами стена делала поворот почти под прямым углом, образуя глубокую нишу, незаметную со стороны дороги.
— Подожди здесь, — сказал Грон поникшей девушке, закутанной в его плащ. — Присматривай за конями. И не грусти. — Он прикоснулся ладонью к ее мокрой от дождя щеке, ободряюще улыбнулся. — Втроем мы справимся, а если что — переберемся по скалам на ту сторону, пусть попробуют нас догнать. Никуда не уходи отсюда, мы обязательно вернемся.
— Мне бы лучше пойти с вами, — робко сказала Рения, с мольбой глядя на вольного бойца.
— Не надо, Рения, — мягко ответил Грон. — Мы справимся сами, а ты не упусти коней.
Оскальзываясь на мокрых камнях, трое мужчин вернулись к проходу и начали карабкаться вверх по склону. Серая пелена, обволакивающая скучное небо, незаметно растаяла, словно прожженная и высушенная огненным диском солнца, поднявшегося над горизонтом, и над головами странников распростерлась нежная голубизна. Легкий пар закурился над равниной, высохли и расправились сморщенные зеленые листья на тонких деревцах.
— Красотища! — Ал остановился передохнуть на широком уступе, поднял лицо к небу, сделал несколько глубоких вдохов. — Воистину, божественное проявляется через природу. Хороший мир я придумал, ничего не скажешь. И увидел Бог, что это хорошо… Жить и радоваться… — Глаза его внезапно потускнели, словно погасли в них маленькие солнечные отражения. — А приходится все время — с оружием, с оружием… С топором этим мясницким… — Он щелкнул ногтем по рукоятке заткнутого за пояс топора.
— Ты бы вернулся, Колдун, — понимающе посоветовал Грон, тоже остановившись и глядя в сторону, на Вальнура, который перебирался через каменную кромку, держась за гибкие ветви.
Ал, сощурившись, обвел взглядом небо, вытер о плащ мокрые ладони.
— Думаешь, я струсил? — Ал хмыкнул. — Я не струсил, Гронгард, хотя то, что мы будем делать сейчас, мне не нравится. А смерти я не боюсь, ее ведь нет для человека — смерти.
«Если бы…» — подумал Грон.
— Смерти бояться не стоит, — медленно произнес Ал. — «Подумайте: как это хорошо… Нам только жить! Нигде и никогда мы не увидим собственного трупа… Мы умираем только для других, но для себя мы умереть не можем…» Хорошо сказал Сельвинский, а? Так что смерти я не боюсь, сын Гронгарда Странника. Просто… Просто жить, по-моему, тоже неплохо.
— Спорить не буду, — улыбнулся Грон.
— А я думаю, жить не только неплохо, а очень даже хорошо, — заявил Вальнур. — Я готов прожить еще двадцать, нет, пятьдесят жизней. А там подумаю, сколько еще прожить! А потом, — юноша мечтательно закрыл глаза, подставляя лицо под солнечные лучи, — хотел бы превратиться в птицу… нет, в цветок под окном ясноглазой Оль, она ведь тоже проживет столько же жизней…
— Каждому воздастся по делам его, — глухо проронил Ал и запахнул полы черного плаща. — Только смерть-то все равно не одолеешь. Даже сотней тысяч жизней.
Грон встал, поправил арбалет на плече, оценивающим взглядом смерил заваленный каменными обломками склон, ведущий к краю ущелья, на дне которого петляла тропа. Сказал, поморщившись:
— Разговор у нас какой-то… Не о смерти думать надо, Колдун, а о том, что надо сейчас выбрать камень у обрыва, чтобы был по силам, и столкнуть в нужный момент. А мы с Вальнуром угостим их из арбалетов — на таком расстоянии никакой щит не спасет.
— О смерти думать не стоит, — тихо промолвил Ал. — Думы наши ей безразличны, ни приблизить ее не могут, ни отвести…