Найти Элизабет

Я смотрю на бумагу, что лежит на столе. На ней какие-то каракули. Много черных неразборчивых значков на белом листе бумаги. Я не могу их разобрать. Хелен вспоминает что-то о Питере.

– И после этого не говори мне о том, что я все так близко принимаю к сердцу! Что, по его мнению, ты собиралась сделать?

Она передвигает стул, который с громким скрипом движется по полу, и я не слышу ее слов.

Я смотрю на бумагу, испещренную множеством непонятных черных значков. Абсолютно бессмысленных значков. Правда, у меня возникает ощущение, что некоторые из них, возможно, являются словами, но я просто не могу их прочесть. Я хочу спросить Хелен, но почему-то стесняюсь и даже боюсь. Когда я поднимаю на нее глаза, она стоит, покусывая щеку, и глядит на меня. Может быть, она догадалась о значении этих каракулей?

– Не беспокойся, – говорю я, – я спрошу Элизабет.

Наверное, я сказала то, что надо. Я минуту с улыбкой смотрю на дочь, но явно что-то пошло не так. Я пытаюсь вспомнить что. Воспоминание ускользает от меня.

– Я ведь могу спросить у нее, не так ли?

Я просматриваю свои записи, но мне даже не нужно их читать. Я уже все знаю. Элизабет пропала.

Опускаю ручку, сворачиваю бумажку с каракулями и кладу ее в карман. Хелен берет меня за руку. Она очень добра.

Мне хочется сказать ей что-нибудь приятное.

– Ты очень хорошо выглядишь.

На ее лице появляется гримаса.

– Я рада, что у меня такая дочь, как ты.

Она похлопывает меня по руке и встает.

– Мы сможем съездить на могилу к Патрику? – спрашиваю я. – Мне хочется принести туда цветы.

Ну вот. На лице Хелен появляется широкая улыбка, она снова садится. У моей дочери на щеках ямочки. И даже в пятьдесят они у нее все еще заметны. Я и забыла. Они у нее как будто прятались, а затем наконец проявились.

– Мы можем поехать прямо сейчас, – предлагает она.

Мы надеваем пальто и садимся в машину. Все происходит удивительно быстро. Вот мы останавливаемся, и Хелен выходит. Я слышу, как закрываются двери, вижу сквозь стекло, как она что-то говорит и убегает. Улица не очень многолюдная, но время от времени на ней появляются прохожие. Я их не узнаю. Мне кажется, что я их совсем не знаю. Но какая-то женщина с длинными черными волосами выходит из-за угла и направляется ко мне. Проходя мимо, она заглядывает в окно, останавливается, стучит по стеклу, показывает на меня, а затем на дверцу машины. Затем улыбается, кивает и что-то говорит, но я не слышу ее слов сквозь стекло. Дергаю за ручку, но дверца не открывается, и я отрицательно качаю головой. Женщина пожимает плечами, машет мне рукой, посылает воздушный поцелуй и уходит. Интересно, кто она такая и чего хотела?

Внезапно появляется Хелен. Она садится в машину, принося с собой теплый запах бензина.

– Это была Карла? – спрашивает она. – Только что?

– Нет, – отвечаю я. – Я не… кто, ты говоришь, это была?

– Карла.

Я не знаю такого имени. Хелен протягивает мне букет цветов и заводит машину.

– Они для… той женщины? – спрашиваю я. – Как ты ее назвала?

– Нет, они для папы.

Мы выезжаем на дорогу, я откидываюсь на спинку, капельки воды с цветов попадают на меня. Мне нравится сидеть в машине. Очень удобно и не нужно ничего делать. Можно просто сидеть.

– Он в больнице?

– Кто?

– Твой отец.

Мы останавливаемся на красный свет. Хелен смотрит на меня.

– Мама, мы едем на могилу папы.

– О да, – говорю я и смеюсь. Хелен хмурится. – О да, – повторяю я снова.

Кладбище огромно, но дочь быстро находит могилу. Она, наверное, приходит сюда гораздо чаще, чем я думала. Мы стоим перед камнем. Читаем надпись. Про себя, так как Хелен не хочет, чтобы я читала ее вслух. Стоим очень долго. Я начинаю уставать. Мне становится скучно, как будто мы чего-то ждем. Хелен опускает голову и складывает руки, словно молится. Но ведь она даже не верит в Бога. Неподалеку от того места, где мы стоим, возвышается холмик земли. Кого-то туда скоро положат. Как это называется? Посадят в землю, кого-то должны посадить. Я долго смотрю на землю.

– Хелен, – спрашиваю я, – как ты выращиваешь кабачки?

Она не шевелится, но бормочет мне в ответ:

– Ты постоянно задаешь один и тот же вопрос.

Я не могу припомнить, чтобы когда-то раньше его задавала, хотя с какой стати ей лгать. Отхожу в сторону, чтобы подумать, и направляюсь к высокому тису. Есть нечто пугающее в его размерах и в том, как громадные темные ветви закрывают землю от солнечного света. На могиле лежит плоский камень, надпись на нем почти стерлась. Разобрать можно только дату смерти и фразу «Покойся с миром».

– Это была сумасшедшая, – говорю я, когда меня нагоняет Хелен. – У нее было имя – Вайолет, но все звали ее просто сумасшедшей.

– Как печально, – произносит Хелен и останавливается, склонив голову.

Мне кажется, что она преувеличивает свои эмоции. Я вдавливаю каблук в дерн.

– Однажды она гналась за мной, – говорю я. – Она гналась за мной и отобрала заколку моей сестры. Она вырвала ее у меня прямо из волос.

Я говорю и чувствую боль от вырванных прядей, но боль эта тем не менее какая-то нереальная. Что-то в моих воспоминаниях не сходится.