Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и К°

Амурский, с тех пор как я его узнал, обычно обращался ко мне на «ты». И только в последние месяцы иногда мелькало «вы» вперемешку с «ты». А теперь он окончательно перешел только на «вы».

— Викентий Петрович, я ведь не обижался и не возражал, что вы со мною на «ты». Что за эволюция произошла в ваших взглядах на рядового органов, к которым вы, как я понимаю, не питали особого расположения?

— Можно было и без эволюции, а попроще. Ну да ладно, дело не в этом. Значит, непонятно? Время, дорогой оперативник, все поставило на свое место. И не только время, а сам капитан Гаевой, как работник госбезопасности, так сказать, убедил, что... Одним словом, покорил! Не подумайте, что сентиментальничаю. Нет. Из меня сантиментов не выдавишь. Только не зазнавайтесь, на всякий пожарный...

Я хотел было возразить Амурскому, что «ты» свидетельствует о более близких отношениях, но Викентий Петрович замахал руками, не стал меня слушать.

— Вот что, Алексей Иванович, — грустно острил Амурский, протягивая мне руку. — Я узнаю когда-нибудь ответ на «загадку века» — зачем меня привозили к нему? В Тарту?..

— После следствия видно будет...

 

...Мы расстались с ним на трамвайной остановке у вокзала. Он первый уехал на трамвае, маршрут которого связывал вокзал с поселком металлургов, где он все еще жил в заводском общежитии, в отдельной комнате. Скоро ему должны были выделить квартиру. Он ее очень ждал. Говорил, что сразу же, как только получит ордер, сойдется с какой-то женщиной.

Мне пока ничего не обещали в управлении, хотя я тоже подумывал о женитьбе.

36

Через несколько дней после нашего возвращения из Сибири Деверева-Деева этапировали для расследования его преступлений. Дело принял к производству Коротенков, прибежавший на следующий день ко мне с толстой тетрадью и сотнями вопросов. Он хотел знать все, но главным образом то, чего нельзя было отыскать в объемистых материалах, если их рассматривать даже с лупой в руках. Я охотно отвечал, но вместе с этим настоятельно советовал как следует, с карандашом в руке, вчитаться в материалы дела.

Коротенков в знак согласия добродушно кивал, но продолжал «экзаменовать» меня по делу.

Наш разговор некоторое время слушал Георгий Семенович, а потом ушел на доклад к начальнику отдела, попросив меня никуда из кабинета не отлучаться, так как я мог понадобиться.

Мы остались с Анатолием вдвоем. Разговор принял доверительный характер и, как говорят дипломаты, был весьма полезным, хотя на ряд вопросов я не мог дать ему исчерпывающих пояснений. Для этого нужно было до конца разоблачить Кнехта как агента гитлеровского абвера.

— Допрашивай Деверева, а не меня, — сказал я ему под конец.

— Знаешь, артист вживается в роль, а я настраиваюсь на поединок с агентом, выявляю свидетельскую базу, — пояснил Анатолий, намекая на то, что неоценимую помощь следствию мог бы оказать «Иван», наблюдавший предателя в его натуральном виде при фашистах. Но о судьбе скромного переводчика никто ничего не знал. Его следы терялись где-то в конце войны.

— А вообще ты что-нибудь о нем знаешь? — не удержался Коротенков, хотя я просил его не задавать мне вопросов об «Иване».

— Знаю совсем немного. Считай, что почти ничего. Мне тоже хотелось узнать об этом человеке, встретиться с ним, просто поговорить, послушать его и даже, ни о чем не спрашивая, пожать ему руку. Об этом я не раз думал. Его должность в 1-Ц была более чем скромная, по существу — рядовой и периферийный работник, но даже с ее позиции он делал свое дело — сражался на своем месте, которое ему отвела война, находясь один в плотном окружении врагов. А это уже подвиг! Тяжело встречаться с противником в открытом бою, но не менее трудно протекает каждодневный скрытый бой в тиши, не утихающий ни на одну минуту в течение нескончаемых месяцев и годов. В этом бою своя, не предусмотренная никакими уставами тактика наступлений и отступлений, приемов и захватов, свое оружие, которое далеко не всегда стреляет, даже если оно лежит в кармане.

 

Кое-что я все же мог бы рассказать Коротенкову об «Иване». Как его в форме старшего сержанта Советской Армии перебросили через линию фронта летом 1943 года на Ловати, как он на допросах у гитлеровцев говорил, что накануне пленения получил приказание командования произвести разведку берега Ловати, установить условия для строительства переправы и проходимость поймы для техники. Выполняя это приказание, он на лодке с двумя бойцами переправился через реку и, обследуя берег, незаметно увлекся и выдвинулся к немецким окопам. Был неожиданно обнаружен и взят в плен. Сопротивления не оказывал, считал бесполезным. Немцам сообщил, что служил помощником командира взвода саперного батальона, но так как командир взвода по ранению выбыл в госпиталь, то командовал взводом.

Много раз его допрашивали, и всегда он четко и твердо повторял то, что ему было определено заданием.

Оперуполномоченный отдела контрразведки «Смерш» докладывал по начальству рапортом, что