Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и К°

Крикун выдержал свой характер. На пути из Павловской в Уманскую сообщил Гуляеву, что вдова опознала Кривенко, и предлагал ему немедленно отправиться в Абинскую. Однако ни в Уманской, ни в Абинской и Холмской Кривенко-Мацкова не оказалось. Лесопилка была продана, а ее владельцы сразу уехали, и о месте их пребывания никто не знал. Единственное, что успокаивало Крикуна, это отсутствие в станице невесты Кривенко, которая якобы выехала к матери и сестре в Краснодар. Крикун, раздобыв в Уманской нужные ему для розыска невесты адреса, спешил в Краснодар. А невеста, девичья фамилия которой, как оказалось, была Феськова, уже собиралась с женихом в Новоминскую к своим родственникам.

Эту фамилию и многие родственные связи Феськова Крикун хорошо знал по «Кругу спасения Кубани», что облегчало ему розыск Ольги в Краснодаре.

И он не ошибся в своих предположениях, нагрянув прямо с дороги вместе с Гуляевым и еще одним сотрудником отдела к сестре, которая оказывала ранее разного рода услуги бывшим офицерам, уклонявшимся от регистрации. Об этом тоже не позабыл Крикун.

 

Мацков-Кривенко при появлении чекистов в квартире все понял и сразу скис. Оружие выложил сам. Другого выхода у него не было.

— Карта бита, — вырвалось у него с отчаянием.

Сестры тоже находились в подавленном состоянии и упорно молчали.

— Фамилия? — спросил Гуляев, проверяя изъятое у задержанного удостоверение личности, выданное Кубсоюзом.

— Кривенко.

— А еще? — не терпелось услышать Гуляеву его настоящую фамилию.

— Вы же знаете.

— Знаем. А все же?

Мацков низко опустил голову, стараясь не показать своего волнения.

 

— Начнем все по порядку, — сказал Крикун, когда задержанного привели на допрос. — За границей был?

Мацков молчал. Он несколько пришел в себя от первого шока, и лицо его было злое. Крикун ждал ответ. Гуляева он предупредил, чтобы на допросе помалкивал. Ответ затягивался, поэтому Крикун пояснил, что ЧК ни с того ни с сего не забирает, и порекомендовал не тянуть волынку.

— В Турции был?

— Ну, был.

— Где именно?

— В Константинополе.

— Как туда попал?

— Выехал из Новороссийска на теплоходе.

— На каком?

— «Апостолосе».

— Под какой фамилией?

Опять надолго замолчал Мацков, удивляясь про себя тому, что чекистам многое было известно.

— Не Зимин, случайно? — преднамеренно подсказал Крикун.

— Зачем эта комедия, если все знаете? — возмутился Мацков.

— Ото, не комедия, а следствие, — спокойно поправил его Крикун.

— Следствие... — скривился в язвительной улыбке Мацков.

Крикуну не понравилось такое пренебрежение к следствию, и он тут же ему выговорил:

— Слыхал ли ты про диктатуру пролетариата? Если нет, то я тебе расскажу, что она значит и с чем ее едят.

— Слыхал.

— Так вот. Мы ее исполнители, и будь добр отвечай, а не умничай. Под какой фамилией выехал за границу?

— Зимин. Что еще?

— Не торопись. Все по порядку. Кто помог пробраться на заграничное судно?

— Переводчик.

— Фамилия?

— Не помню.

— Вспомнишь — скажешь. Сколько заплатил ему и капитану за услуги?

— Отдал золотые часы.

— Одни на двоих? Дешево...

— Какое это имеет значение?

— Ладно. С кем имел дело в Константинополе?

— С Дробышевым.

— Кто таков?

— Алексей Исидорович, член Кубанской войсковой рады. Был представителем от кубанцев на Терском войсковом круге. Хорошо разбирается в политике и политических партиях.

— С кем еще встречался в Константинополе?

— С Намитоковым.

— А это что за птица?

— Юрисконсульт.

— Чьи интересы защищает? — спросил Гуляев, заметив, как Крикун над чем-то задумался.

— Кубанской рады.

— То бишь, контрреволюции, — уточнил Гуляев.

— Кто еще с тобой там занимался? — поинтересовался Крикун, надеясь услышать фамилии белоэмигрантов, которые были известны в ЧК как лица, проводившие вербовку и засылку агентуры на Северный Кавказ.

— Полковники Роговец Тимофей Кононович, Гамалий Василий Данилович, князь Трубецкой Сергей Евгеньевич...

— Ну и компания собралась. А Трубецкой — это не тот начальник разведки из штаба великого князя?

— Угадали.

Крикун хотел было тут же выговорить контре за «угадали», но Гуляев жестом попросил пропустить мимо ушей очередную дерзость Мацкова.

— По своей охоте вернулся на Кубань или послали эти господа хорошие? — продолжал Крикун.

Для Мацкова-Зимина-Кривенко это был трудный вопрос. Он мог бы отказаться от сделанного ему в Константинополе предложения и остаться за границей. Сейчас, обдумывая ответ, он хотел как-то уйти от этого и не называть истинных мотивов, побудивших его связать себя с выполнением задания контрреволюции, окопавшейся по другую сторону Черного моря. Чекистам он формулировал витиеватый набор слов, а про себя признал, что сразу согласился выступить против большевиков, которых он обвинял во всем, что произошло с ним после того, как они пришли к власти. Правда, пытался к этому прибавить обстоятельства, сложившиеся вокруг него прямо в первый день пребывания за границей, но это уже для самоуспокоения. Больше всего его злило то, что он вдруг стал никем.

— Не уверен, что вы поймете фатальную неизбежность принятого мною там решения, что я отношу к своей судьбе, предназначенной мне творцом.