Однажды они встретились днем в полупустом загородном ресторане. И судя по тому, что немец заказал, кроме кофе, по крохотной рюмке коньяка, Исмаил догадывался о необычности этой встречи.
— Нам известны многие перебежчики из бывших, — как-то сразу начал немец. — Они ищут у нас работы и даже готовы возвратиться в Россию, но я лично им не верю по той причине, что среди этой публики более половины — большевистские агенты. Нас они, конечно, не смогут провести и не получат у нас никакой работы. Что касается вас, то полковник Ду за вашу верность старинному роду ручается. Заверений полковника Ду мне вполне достаточно. Работа, которую я хотел бы вам предложить, надеюсь, заинтересует вас, ибо она преследует цель не только освобождение России (черт с ней, с Россией! Чем она будет слабее, тем для нас лучше). Мы предлагаем вам быть союзником в освобождении народностей Северного Кавказа от большевистского ига. Я полагаю, что вас как молодого черкеса мое предложение должно захватить. Я предлагаю вам эту работу с определенной уверенностью и рассчитываю на ваше понимание, так как имею дело с сыном человека, у которого Советы отобрали все и обрекли вас и вашу почтенную мать на полуголодное существование, без собственной крыши над головой.
Исмаил, подавленный этим словоизвержением, все же понимал, что собеседник живет старыми понятиями, плохо представляет положение дел. Только за границей он услышал разговоры о подготовке к восстанию на Северном Кавказе и других намерениях эмиграции. Дома об этом он давно уже ничего подобного не слышал.
— Все это очень трудно, — имея в виду предлагаемую работу и рассуждения немца, сказал Исмаил. — Народы живут все там же, в России. Как же можно их освободить?
— Мы позаботимся об этом. А вы нам помогите.
Немец смотрел в упор на Исмаила и ждал от него ответа.
— Вы думаете, что я смогу что-то сделать для этого?
— Уверен.
— Извините, я не знаю, как вас называть, мне трудно сразу вам дать ответ. Мне бы не хотелось вас подвести. А я не представляю, что мне придется делать. В Новороссийске у меня нет никакого пристанища, я бросил там работу. Надеялся получить от родственников материальную помощь. Мать не поймет, зачем я уходил, если вернусь с пустыми карманами.
— О, сразу столько вопросов.
— Вы предлагаете мне дело непростое, — сказал Исмаил.
— Можете называть меня господином Функе. Мне нравится, что вы серьезно воспринимаете мое предложение. Надеюсь, что и впредь вы будете со мною откровенны. Мы не останемся в долгу, однако размеры материальной помощи будут зависеть от того, насколько успешно вы будете справляться с нашими поручениями. Ничего сложного в них нет, но работа связана с наблюдательностью, с умением добывать нужные нам сведения и, разумеется, с некоторым риском.
Исмаил хотел еще что-то сказать, но Функе его опередил вопросом:
— Ну так как?
Исмаил, обдумывая сделанное предложение, долго молчал.
— Наш принцип: работу выполнил — получи деньги. Но одна работа оплачивается выше, другая ниже. Одна вещь стоит дорого, другая — дешево, — разъяснял немец.
Функе, умело используя все то, что собрал о Меретукове, принуждал его, не давал опомниться. Рисовал самые мрачные картины, вплоть до тюремного заключения на долгие годы в случае отказа от его предложения.
— Не видать тебе аула, как своих ушей. Так, кажется, говорят русские, — сказал Функе. — И матери не видать.
И Исмаил сдался.
Только после этого немец с показным удовлетворением и отчасти театрально поднял крошечную рюмку за предстоящую успешную работу.
— Из многих наших людей, находящихся в России, — сказал между прочим Функе, — некоторые не хотели бы уже работать. Когда я вижу, что тот или иной пассивно относится к делу, пишу ему, что если он не будет работать, то я сам донесу в НКВД. И я это могу сделать в любое время.
Функе еще долго распространялся на эту тему, но ни разу не сказал, кого именно и какую разведку он представляет. Немец заказал еще по рюмке коньяка, предложил Исмаилу написать тут же краткую биографию, подписав ее «Селим».
Вопросов от Исмаила было мало. Задумываясь над этим, Функе объяснял это тем, что полковник Ду основательно поработал со своим племянником, что в Югославии как заложники остаются отец и два брата Исмаила, что Советской властью он доволен быть не может и, наконец, у него есть стремление заработать. «Деньги, деньги, деньги... — мысленно заключил он. — Все объяснение — в них». Функе, видимо, очень торопился завершить вербовку Исмаила. Встречи назначал через день, обучал Исмаила сбору информации о частях Красной Армии.