Найти и обезвредить

«…Вчера был у Тани. В двенадцать ночи ввалился Худяков. Отстранил Таню и навел на меня браунинг:

— Считаю до пяти — где моя сумка?

Таня бросилась к брату:

— Володя, опомнись, какая сумка?

— И ты — тоже?

— Что «тоже»? Убери наган, если хочешь спрашивать — спрашивай!

— Не лезь, сестра, не в свое дело!

— И буду лезть! Ты не прав! Никакую сумку я не видела!

— А ты ее и не могла видеть… Сумку украл твой хахаль. Ну, считаю…

Таня быстро оглянулась на меня, я отрицательно мотнул головой, тогда она встала прямо перед братом.

— Стреляй! В меня стреляй в моем доме! Какой же ты брат, если перед сестрой размахиваешь наганом!

— Отойди, Таня, это я должен выяснить! Люди от этого могут погибнуть…

— Какие люди?

Худяков топнул ногой.

— Отстань ты, наконец! Я вчера приходил к тебе…

— Да, Митя мне говорил…

— Постой… Приходил к тебе, не дождался, сидел с ребятами на дворе на скамейке — там я только мог ее забыть, нигде больше!

Таня тут же вмешалась:

— Митя сидел дома и не зажигал света, говорил, что Худяков так приказал.

Худяков устало сел на стул, но браунинг держал в руке.

— Таня, я к тебе как к сестре обращаюсь, это очень важно — ты не видела моей сумки?

— Нет, Володя, честное слово! Митя сидел до утра, света мы не зажигали, как ты велел. Утром Митя собрался уходить, но во дворе увидел каких-то двух людей. Он попросил меня выйти. Когда я вышла во двор, там уже никого не было. Может, они сумку твою взяли?

Худяков вздохнул, спрятал браунинг в карман и понурил голову:

— Кто же мог ее взять? Может, «истребки»? Ну, это мы узнаем!

Худяков встал, собираясь уходить.

— Куда ты, Володя, посиди. Вместе поужинаем!

Таня быстро накрыла стол, поставила бутылку самогона. У Худякова сразу весело сверкнули глаза:

— Вот это другое дело!

За ужином он спрашивал у меня — где живет капитан, есть ли у него охрана? Я отвечал, что охрана должна быть, но его охраняют приезжие — нам, видно, капитан не доверяет.

— Боится, значит. Ну, ничего, не уйдет он от нас!

Таня плакала, все время просила брата не воевать больше, а самому добровольно сдаться: «Все равно против целой армии вам не устоять. Все равно поймают или убьют». Худяков пил самогон, все более мрачнел:

— Когда повесим капитана, тогда будем думать — сдаваться нам или нет».

…Прочитав донесение Дмитрия, капитан спросил у Анатолия:

— Что он у нас, писатель, что ли? Разве так донесения пишут? — Потом, помолчав немного, Прозоров продолжал: — Теперь ясно, что Худякову уже деваться некуда. В другой район он не пойдет — его везде будут отлавливать бандиты, как предателя. А здесь его рано или поздно разыщет Чернышов. Придет Худяков сдаваться, вот увидите.

И действительно, спустя несколько недель пришел Худяков. Один. Обросший, грязный. Он все время озирался, даже когда сидел перед капитаном. А тот:

— Отвоевался, значит?..

Худяков медленно поднял глаза на капитана: