– К сказанному ничего добавить не могу, – буркнул Роман, не скрывая обиды. – Представился случай – рискнул. Точнее, рискнули вместе с товарищем, Кондаков Семен. Придумал все он, погиб при побеге. Слышал, как немцы кричали, требовали от полицаев прекратить работу и хватать беглецов.
– Знаете немецкий? – быстро спросил Фомин.
– Так точно… В смысле, – Дробот, похоже, слегка смутился своей армейской привычки рапортовать, – понимаю лучше, чем говорю. Изучал в школе, дома тоже по учебникам. У нас в семье принято было знать иностранные языки. Отец два знал, хотел освоить японский…
– Зачем?
– Что? – не понял Роман.
– Японский – зачем?
Не зная, что ответить, Дробот перевел взгляд с комиссара на командира.
– Правильно все, – кивнул Родимцев, применив свою, одному ему понятную логику. – Язык вероятного противника, Дмитрий Максимыч.
Они были примерно одного возраста, немногим за тридцать. Однако даже без свидетелей предпочитали обращаться друг к другу хоть и на «ты», но – по имени-отчеству. Никто из них не знал, как и почему это повелось, точнее – ни один не задумывался над подобными мелочами.
– Как я понял, вы считаете, Дробот, – попытку побега разгадали? – уточнил командир.
– Кто его знает… Могли вычислить, но скорее всего предал кто-то. Ведь шум подняли не полицаи, а немцы. А те держались от пленных на расстоянии.
– Хорошо. Вам удалось бежать, затеряться в лесу, верно?
– Так и было, товарищ командир.
– Вас не искали?
– Почему? Искали, я слышал крики и выстрелы. Только ночь выдалась темная, я затерялся. Ближе к рассвету выбрался к селу, Охримовке. Отыскал нужную хату…
– Стоп! – Родимцев выставил перед собой ладонь, будто ограждаясь от собеседника и потока информации. – Вы раньше бывали в этих местах?
– Нет.
– Как же вам удалось выбраться ночью из лесу, да еще в нужном направлении?
– Насобачился по лесу ходить, товарищ капитан. С детства у меня.
– Интересно, Максимыч, а? – Игорь повернулся к начштаба всем корпусом. – Гляди, немецкий у него с детства. Ориентирование в лесу – оттуда же. Как все сразу пригодилось, а?
– Ничего не вижу странного, – пожал плечами Роман.
– Ну, пока я тоже ничего такого особенного не вижу… – Дроботу показалось, что Родимцев его сейчас слегка успокаивает. – Так, много совпадений, разве нет? Еще совпадение: постучали вы именно в ту хату, где живет партизанская связная. Связные, коли уж совсем быть точным, – Кузьма Опрышко, инвалид, с женой Катериной.
Однорукий дядя Кузя, как звали его односельчане, при немцах остался работать пастухом, как и при советской власти. Ногу, точнее – стопу потерял не на гражданской, хотя успел в свое время повоевать. Несчастный случай на лесопилке, чего греха таить – по пьяному делу. Опрышко новая власть не заподозрила в связях с партизанами лишь потому, что перед самой войной дядя Кузя скандалил в сельсовете по поводу трудодней, обещал дойти до райкома, если надо – то и до обкома. Помнится, обругал власть в целом, что по большому счету было грехом посильнее брани в чей-либо персональный адрес. Конфликт не разрешился, началась война. Как коротко сообщили Родимцеву в УШПД, уже после прихода немцев, по поручению подпольного обкома, пастуха, а заодно и супругу его тетю Катю завербовали.
Как человек, достаточно опытный в подобных делах, Родимцев знал: агенты, подобные семейству Опрышко, по оперативной классификации относились к так называемой третьей категории. Их определяли как «исполнителей»: передавали нужную информацию в отряд не прямо через связных и разведчиков, а через промежуточные звенья – партизанских связных, проводников, подполье. Свежий предвоенный конфликт неожиданно помог – дядю Кузю немцы с подачи начальника кустовой полиции считали чуть ли не главным врагом коммунистов во всей Охримовке.
– Это наш план такой был, – пояснил Роман.
– Наш – это…
– Мой и Кондакова. Вернее, Кондакова и мой. Семен находился в лагере дольше меня, успел наладить кое-какие контакты. Близко сошелся с Василием Боровым, того склонили к сотрудничеству партизаны. Сам он в лагере оказался случайно…
– Опять случайно, – вставил Родимцев.
– Послушайте, товарищи командиры! – вспылил Дробот, которому осточертело сдерживаться и соблюдать субординацию. – Если вы мне не верите, если каждое слово ставите тут под сомнение, правда – лучше сразу в расход! Я в могиле лежал, с покойниками, меня уже ничем не испугаешь!
– Вас,
– Понимаю.
– Не вижу!
– Чего?
– Понимания не вижу! Именно потому, что здесь не игры, вам и задают такие подробные вопросы. Может, вас они задевают, обижают, вы через многое прошли. Только наша цель, вот с товарищем Родимцевым, – снять все, даже самые простые, нелепые, как вам кажется, вопросы в отношении вас.
Дробот промолчал, инициативу вновь перехватил командир.