Найти и уничтожить

Расположились в одну шеренгу, буквой «П», как приказал Дитрих. Сам он, так же, как и все, одетый в красноармейскую форму, полевую гимнастерку с капитанскими погонами, расположился по центру. Заложив руки за спину и перекатываясь с пятки на носок, он говорил, обращаясь ко всем сразу, кроме разве самого Дерябина, получившего в школе фамилию Пастухов, и старшего инструктора, которого тут все знали как Мельника: эта пара расположилась позади немца.

– Вчера ночью в школе произошел недопустимый случай, – Дитрих говорил по-русски, чеканя слова, акцент странным образом придавал сказанному некую особую значимость: – Вас здесь собрали и держат не для того, чтобы вы рвали друг другу глотки. Если мы будем допускать драки между собой и даже убийства друг друга, смысл существования школы отпадет сам собой. И в лучшем случае всех вас отправят в концентрационный лагерь до особого распоряжения. Которого, исходя из моего опыта, может и не поступить.

Что случится в худшем случае, никто из курсантов, разумеется, не рискнул спросить. Однако, как мог судить Николай по выражению лиц большинства своих новых товарищей, особого раскаяния за ночное происшествие те не испытывали.

А ведь его могли убить. Инструктор Мельник вполне серьезно собирался сделать это.

…Два первых дня в школе диверсантов прошли нормально и ничем особым не выделялись. Здесь не привыкли задавать вопросов новичкам, прошлое каждого не интересовало остальных. Всех привели сюда сходные обстоятельства, о которых не хотелось особо распространяться и, как знал Дерябин из собственного опыта, нет особого желания напоминать даже себе. Курсантам вполне достаточно, что новичка представили как Пастухова. С ним никто не пытался пойти на сближение, и, как успел отметить Николай, здесь вообще многие держались сами по себе.

Только на вторую ночь он проснулся от того, что сверху навалилось что-то тяжелое, сильная ладонь зажала рот, колено надавило на солнечное сплетение, кто-то с двух сторон ухватил за руки, а прямо в лицо прошипели:

– Лежи тихо, сука чекистская. Первым у меня будешь, краснопузый.

Еще не успев до конца понять, что происходит, лишь осознав отчетливо, что сейчас умрет, так и не узнав причины и даже не увидев своего ангела смерти, Дерябин отчаянным резким движением вырвал правую руку, изо всех сил хватил раскрытой ладонью по тому месту, где должна быть голова противника, точнее – его ухо. И попал: вскрикнув от неожиданной резкой боли, сидевший сверху ослабил давление коленом. Действуя дальше только на кураже, Николай выгнулся дугой, взмахнув при этом правой ногой и даже зацепив пяткой голову врага, которую тот в движении откинул. Каким-то невероятным усилием Дерябину удалось сбросить с себя нападавшего, при этом вырвав из плена левую руку.

Свет не включали, отбиваться приходилось в темноте, наугад, но Дерябин мгновенно оживил в памяти не тренировочный зал, куда в обязательном порядке ходили сотрудники управления НКВД, а детдом и ночные «темные», когда Коля учился отмахиваться от стаи навалившихся злобных зверьков. Разница лишь в том, что сейчас жизнь его повисла на волоске.

Если бы кто-то вовремя не включил свет и дежурный не заорал: «Отставить!», кто знает, как надолго хватило бы Дерябина. Он тут же увидел, от кого защищался: точно напротив стоял инструктор Мельник, тяжело дыша, а в рукопашной Николай уже успел его повидать и оценить подготовку – этот умел убивать голыми руками. Позднее, уже через полчаса, когда среди ночи подняли Дитриха и участники ночного инцидента давали объяснения у него в кабинете, Мельник проговорил без малейшего зазрения совести: узнав, что новичок совсем недавно служил в НКВД, тут же решил наказать его. Отыгравшись на Дерябине за все плохое, что, по его словам, принесла ему лично эта организация. Он ненавидел «красных» люто, считая, что они не имеют права ходить по одной земле с ним, и о причинах подобной ненависти можно было даже не спрашивать. Уж кто-кто, а Николай Дерябин прекрасно понимал: подобное отношение к карательной организации, в которой он состоял, испытывает не только инструктор Мельник.

Впрочем, ситуация довольно быстро прояснилась. Как оказалось, тот, кого называли Мельником, – бандит, отбывавший свой срок на Колыме и вызвавшийся служить в штрафном батальоне, где можно искупить вину кровью и скостить судимость. Только, видать, бандиту Мельнику и с непогашенной судимостью было неплохо: оказавшись на передовой, он рванул через линию фронта к немцам в первом же бою. Так он попал в разведшколу и сейчас собирался спросить с Дерябина за всех энкавэдэшников, залегших за пулеметы и стрелявших штрафникам в спины, если те отказывались идти на прорыв фактически с голыми руками – оружие получали не все, только тесаки да саперные лопатки, автоматы уцелевшие бойцы должны добыть в сражении.