Найти хранителя

Они несколько дней исследовали захоронение. Помню, это была основная тема для разговоров местного общества. Столичные археологи были просто нарасхват, их приглашали в гости, чтобы узнать всё из первых рук. Я их в каких-то гостях и видел один раз.

Не всех, конечно, двоих, помнится. Обыкновенные учёные, исследователи, увлечённые своим делом. Но они мало чего рассказывали. Да и что там было рассказывать, пока ничего не было интересного. Подземная пещера не была ни местом поклонения, ни храмом. Обязательного для святых мест алтаря там не нашли. Никаких сокровищ не было, ни скульптур, ни рисунков. Только постамент и каменный саркофаг.

Через неделю начальник их археологической экспедиции вроде бы решил саркофаг вывезти в столицу, чтобы открыть и исследовать прямо уже в столице. Сужу только по тому, что по городу начали ходить слухи об организации погрузочных работ. Наши ребята в отряде это обсуждали. К берегу грузовой планелёт можно было подогнать, а вот тащить саркофаг по подземелью до реки было большой проблемой.

Что там дальше было, я точно не знаю, потому что пришла эпидемия. Первыми заболели археологи, или кто-то из обслуги экспедиции, кто и насколько сильно, мне неизвестно. Это уже позже стали шептаться, что эта эпидемия всего лишь следствие того, что начальник экспедиции всё-таки рискнул приоткрыть саркофаг и выпустил эту заразу тысячелетней давности наружу. Так это или нет, не знаю.

Власти на время, пока всё утрясётся, хотели завалить ту дыру в подземелье. Во избежание. Но завалили или нет, понятия не имею, потому что к тому времени я тоже попал в руки местных лекарей. Потом вроде болезнь отступила, мне стало лучше. К тому времени уже было известно, что несколько из археологов умерли, а потом дошли слухи, что уже в столичной лечебнице умер и сам начальник экспедиции.

Я пришёл в себя и даже уже готовился выйти из лечебницы, однако на меня накатила вторая волна болезни. Я рухнул окончательно. Почти в беспамятстве меня отвезли сразу в столицу, там и провалялся полумёртвый почти месяц. Потом ещё месяц восстанавливался в самой лечебнице, потом месяц в санатории для армейских магов в столичном пригороде. Когда вышел, то в Черенгу уже не вернулся. Смысла не было. Обязательную отработку после академии мне уже засчитали. Район был ещё закрыт, да и рваться туда у меня уже не было причин.

В каком виде сейчас саркофаг, и где он находится – тоже не знаю. Эпидемия сломала всё: судьбы, планы и нормальную размеренную жизнь в городке. Для меня разорвались все связи с Черенгой.

Маг замолчал. На него нахлынули воспоминания тех лет.

Его милая невеста, нежная трогательная Эсми! Крис вспомнил её светлые заколотые на макушке волосы и тонкую шею, на которую постоянно выбивалась пара непослушных завитков, тихий голос и спокойный взгляд серых глаз.

Девушка тогда работала в управе Черенги, там они и познакомились. У неё кроме Криса было несколько поклонников, однако она почему-то выбрала его.

Нельзя сказать, что рядом с ней мужчину охватывала безумная страсть и заставляла кипеть кровь в его жилах. Напротив, рядом с Эсми кровь наоборот успокаивалась, спадало напряжение, накопленное за дежурство на границе.

Всё становилось простым и домашним. Можно сказать, что пока он месяц за месяцем варился в этих рутинных служебных делах и вечных текущих заботах, то дорос наконец до желания иметь дом, уютное ухоженное место, тихую гавань, где каждый вечер его будут ждать, интересоваться делами и спрашивать совета.

Ко всему прочему у Криса сложились прекрасные отношения с матерью Эсми, милой женщиной, мечтающей о внуках и желающей тихого семейного счастья своей дочери. Молодой маг почти каждый вечер приходил к ним с визитом в небольшой дом с невысоким крыльцом и террасой, которую закрывали от солнца ветви старой яблони. Он уже и не представлял, что после службы будет приходить куда-то в другое место.

Судьба повернулась так, что пришлось представить.

Крис с болью в сердце вспомнил письмо, которое он получил уже в столичной лечебнице, уведомляющее его о том, что его невеста Эсми Корре и её мать скончались такого-то числа, не приходя в себя. Будут кремированы и похоронены на общественном кладбище Черенги.

Письмо было официальным. Сухие строки, дата, подпись. Письмо кроме боли принесло и горечь, потому что означало, что ему стремиться обратно в Черенгу больше было не к кому. До этого письма он знал, что они обе больны, но ещё надеялся, что они выкарабкаются, вырвутся из лап болезни.

Письмо же означало, что никто в Черенге его больше не ждёт.

Крис заставил себя вынырнуть из горьких воспоминаний, немного помолчал и добавил:

– Так что саркофаг я не видел, Остался ли он в Черенге, увезли ли его в столицу или уничтожили вообще, мне неведомо.

– Я просмотрю твои воспоминания о беседе в гостях с археологами. Согласен? – Крису показалось, что в голос Тресара закрались взволнованные нотки.

– Да, смотри. Только, мне кажется, ничего интересного они не рассказывали, – Крис закрыл глаза. Та встреча закрутилась у него перед глазами как на экране стереовизора, только гораздо быстрее.