Найти мертвеца

— Он говорил, что у него чрезвычайно чувствительная кожа, поэтому он не брился, — вставила Дорис.

— О да! Могу вам рассказать об этом, — снова заговорил Антуан. — Когда, примерно год назад, Алексис приехал сюда, он попросил работу. Мистер Грили сказал мне: «Посмотри его танец». Это потому, мадемуазель, что другой танцор покинул нас, все произошло внезапно, comme са[70], без надлежащего оповещения. Я посмотрел его танец и сказал мистеру Грили: «Это великолепно». Менеджер решил: «Отлично. Я возьму его на короткий испытательный срок, но мне не нужна борода. Леди такое не понравится. Это неслыханно, танцовщик с бородой!» Алексис сказал: «Но если я сбрею бороду, то буду выходить на сцену, застегнув все пуговицы».

— Прыщи, — предположила Гарриэт.

— Да, pardon, прыщи. Итак, танцовщик с прыщами, это, как вы понимаете, тоже неслыханно. «Хорошо, — сказал менеджер, — короткое время вы можете ходить с бородой, пока вы нас устраиваете, но если вы хотите остаться, вам придется с ней расстаться». Прекрасно, Алексис выходит и танцует, и леди наслаждаются. Борода — это настолько изысканно, так романтично, так необычно. Они проезжают огромное расстояние, на поезде, чтобы потанцевать с бородатым. Мистер Грили говорит: «Это хорошо. Я ошибался. Вы остаетесь и борода остается тоже. Боже мой! Что еще взбредет в голову этим леди? Может быть, длинные бакенбарды? Антуан, — обращается он ко мне, — отрасти длинные бакенбарды и, вероятно, ты сделаешь большие успехи?» Но я — нет! Бог не дал мне столько волос, чтобы отрастить бакенбарды.

— У Алексиса вообще имелась бритва?

— Откуда мне знать? Если он знал, что от бритья образуются прыщи, наверное, он пробовал бриться, не так ли? Но что касается бритвы, не могу сказать. Ты не знаешь, Дорис?

— Я? Я — как ты. Алексис никогда не был моим увлечением. Но я спрошу у Лейлы Гарланд. Она должна знать.

— Sa martresse[71], — объяснил Антуан. — Да, спроси у нее, Дорис. Потому что, несомненно, это — весьма важно. Я не подумал об этом, mon dieu[72]!

— Вы рассказали мне массу интересных вещей, — проговорила Гарриэт. — Я вам очень признательна. И буду еще больше обязана, если вы забудете, о чем вас спрашивали, потому что, газетные репортеры… и так далее…

— О! — воскликнул Антуан. — Послушайте, мадемуазель, не надо думать, что, поскольку мы куклы и нас купили и продали, то у нас нет глаз и ушей. Этот джентльмен, что приходил сегодня утром — вы думаете, мы не знаем — кто он? Это — лорд Питер, весьма знаменитый и он не приходил сюда по пустякам, нет? И не из-за пустяков он разговаривает с нами и задает вопросы. Его не интересовало, почему танцовщик-иностранец перерезал себе горло. Нет. Но в равной степени нам известно, насколько надо быть осторожными. Ma foi[73], если бы мы не были осторожными, мы бы не удержались на своей работе, вы понимаете? Мы рассказали вам, что нам известно, а леди, которая пишет romans-policiers[74], и лорд, который connaisseur[75] тайн, проводят расследование. Это понятно.

— Верно, — произнесла Чарис — Мы не выдадим секреты. Это совсем нетрудно — поговорить с кем-нибудь. Разумеется, нам задавали вопросы полицейские, но они никогда не верят тому, что им говорят. Уверена, что они все понимают и удовлетворятся тем, что им расскажет Лейла. Эти полицейские всегда считают — если с парнем что-нибудь случается, то значит причина в девушке.

— Однако это — комплимент, — заметил Антуан.

Глава 8 Свидетельствует второй парикмахер

Суббота, 20 июня

Воскресенье, 21 июня

Уимси, умиротворенный завтраком и солнечным светом, медленно прогуливался по ровно постриженной лужайке Джордж-сквера в Стамфорде, время от времени останавливаясь, чтобы вдохнуть аромат темно-красных роз или изумиться возрастом и величиной глицинии, протянувшей кружева своих усиков вдоль серой каменной стены. Он договорился побеседовать с полковником Белфриджем в одиннадцать часов. К тому времени оба успели бы переварить свои завтраки и быть готовыми к короткому общению о чем-нибудь. Милорд ощущал внутреннюю уверенность, что он шел по стопам трудной, но приятной и дающей пищу для ума проблемы, и расследовал ее при приятных обстоятельствах. Он закурил соответствующую сезону трубку. Жизнь казалась ему прекрасной.

В пятнадцать минут двенадцатого жизнь стала менее приятной. Полковник Белфридж возмущался. Ему показалось, что не по-джентльменски допрашивать человека о парикмахере… р-р-р… о личной принадлежности туалета, и он с негодованием воспринял намек, что человек может быть замешан… р-р-р… в смерти проклятого даго… р-р-р… происшедшей на второстепенном курорте, таком, как Уилверкомб. Уимси должен стыдиться, р-р-р, гав! вмешиваясь в дело, собственно, полиции, черт побери, сэр! Если полицейские ничего не смыслят в своей собственной профессии, зачем мы платим налоги и сборы, скажите мне, сэр!

Уимси извинился за то, что побеспокоил полковника Белфриджа, и возразил, что любой может иметь хобби такого рода.