— Может быть, для того, чтобы разузнать, что она собирается делать, сэр? Или, возможно, чтобы невинно выглядеть… Он ведь, наверно, удивился, увидев ее там, не зная, что она идет в Бреннертон; и не удивительно, что он, по-видимому, несколько забеспокоился, когда она заговорила с ним. Он, возможно, решил, что вернуться вместе с ней — это самое правильное, что можно предпринять. Или он начал волноваться и захотел удостовериться, вернулся ли Велдон с лошадью. Он был очень осторожен, не сказав Велдону, когда они встречаются… всячески старался не иметь с ним ничего общего, как вы могли заметить. А что касается того, что он потом скрылся, — так это естественно, если вспомнить, что в его рюкзаке лежала одежда, испачканная кровью.
— Вы ответили на все вопросы, Ормонд. Так вот вам еще один. Почему, скажите на милость, если все это правда, Перкинс не прискакал на этой проклятой лошадке прямо к скале, когда находился совсем рядом с ней? Он мог ведь поехать на ней обратно и точно так же привязать ее.
— Да, сэр, и я полагаю, судя по рым-болту, что именно это вначале и пришло ему в голову. Но сегодня я осмотрел эти скалы и заметил, что как раз примерно в миле от Утюга дорога подходит настолько близко к краю этой скалы, что вы сможете увидеть берег внизу. Когда они обдумывали это дело, то могли сообразить, что человек, проезжающий по открытому куску пляжа, будет выглядеть подозрительно. Поэтому Перкинс спрятал лошадку там, где кончалось укрытие, а сам на веслах прошел остаток пути, считая, что это будет менее заметно.
— Да, в ваших словах есть доля истины. Но все зависит от времени, когда Перкинс проходил через Дарли. Нам придется это проверить. Видите ли, Ормонд, я считаю, что мы все это неплохо обдумали, и мне нравится ваша инициатива и то, что вы избрали свою линию расследования, но, в конце концов, мы не можем изменить факты.
— Нет, сэр, разумеется, нет. Но, конечно, сэр, даже если это был и не Перкинс, это не значит, что не было кого-нибудь еще.
— Кого, например?
— Соучастника, сэр.
— Все начинается снова и снова, Ормонд…
— Да, сэр.
— Ладно, хватит, давайте-ка еще подумаем, что можно сделать.
— Совершенно верно, сэр.
Когда Ормонд ушел, Глейшер в задумчивости потер подбородок. Это дело взволновало его. Утром его мучил главный констебль, говорящий всякие неприятные слова. Главный констебль, военный, джентльмен старой школы, считал, что Глейшер слишком много суетится из-за пустяков. Для него было совершенно очевидным, что какой-то презренный иностранец, ничтожный танцовщик сам перерезал себе горло, и главный констебль считал, что из-за этого не стоит подымать шум. Глейшеру тоже страстно хотелось закончить дело, однако он был искренне убежден, что в нем скрывалось нечто большее, чем казалось. Никогда еще у Глейшера не было так неспокойно на душе. Имелось слишком много подозрительных обстоятельств. Бритва, перчатки, непонятные передвижения Велдона, странная неразговорчивость мистера Поллока, подкова, рым-болт, путаница Брайта с приливом и отливом и, кроме того, — шифрованные письма и фотография таинственной Феодоры; каждое из этих обстоятельств, взятое отдельно, могло бы иметь самое тривиальное объяснение, но, конечно, никак не вместе, никак не вместе… Глейшер изложил свои сомнения и все эти пункты главному констеблю и получил несколько неохотное разрешение продолжить расследование. Однако радости от этого не испытал.
Интересно, чем занимается Умпелти… Глейшер слышал об его поездке в Город с Уимси, и чувствовал, что эта поездка внесла в дело еще большую неясность. А потом еще Брайт со своими утомительными штучками-дрючками! Брайт сообщал, что поедет в направлении Лондона. Значит, прибавится еще работенки — следить за ним; особенно тогда, когда Глейшеру весьма серьезно предложили найти убедительную причину для наблюдения. В конце концов что такого совершил Брайт? Конечно, он был довольно неприятным типом… сказал, что был прилив, когда на самом деле был отлив… но в остальном, казалось, он рассказывал сущую правду. Глейшер понимал, почему Брайта не полюбили в полициях полудюжины графства. Но основания для этого были слишком незначительные.
Он выкинул это дело из головы и занялся множеством накопившихся повседневных дел, связанных с мелкими кражами и транспортными происшествиями, и за этим провел вечер. Однако после ужина он снова обнаружил, что его мысли заняты этим трудным случаем с Полем Алексисом. Умпелти сообщил о результатах расследований, связанных с Перкинсом, в которых выяснилось одно интересное обстоятельство, что Перкинс являлся членом Советского Клуба и симпатизирует коммунистам. Вот именно такого рода симпатии, подумал Глейшер, часто находят у нездоровых, застенчивых людей, которые вечно жаждят революций и кровопролитий. Но, учитывая сведения о шифрованных письмах, дело становилось, несомненно, важным. Глейшера интересовало, когда прибудут фотографии писем, найденных у Алексиса. Его раздражала жена, довольно сварливая женщина, и Глейшер решил отправиться в Беллевью, чтобы повидаться с лордом Уимси.