Найти родник

Я разозлился: «Что это, показное пренебрежение?.. Издевательство?.. Явился сюда среди ночи, пиво пьет, загадки загадывает… Зачем?!.. Он явно не тот человек, который способен на такие дешевые трюки. За кого же он меня принимает?..»

— Это не имеет отношения к сегодняшнему инциденту.

— Допустим, — я был несколько сбит с толку столь резкой сменой темы: чего же он добивается?

— Это было не нападение, — Стойкий произнес фразу спокойно, глядя куда-то поверх моей головы.

— А что же?!

— Защита.

От неожиданности я основательно приложился к банке: «Теперь уже ничего не понимаю!.. Дурака валяет или серьезно?..»

— «Санитары» не нападают, они защищают, — ответил он на мой вопросительный взгляд. — Волки — санитары леса, мы — санитары Будущего.

Я скептически хмыкнул: «Слишком прямолинейно, на «ваньку» рассчитано. Э-э, брат, а ты ведь не каяться пришел! Неужели агитировать? Инспектора Порядка?!..»

— Послушай, — сказал я, вспомнив кое-что из «Методических приемов в социальной психологии» за третий курс Школы (помнится: сдал зачет на «отлично»), — наше общество — самое демократичное, какое только можно себе представить. Уйма всяческих гражданских свобод: говори, что хочешь, делай, что вздумается, но не наноси вреда обществу, его благополучию — это же прописные истины, знакомые с детства. Все, что делается нами, должно приближать нас к Будущему. А твои «санитары» почему-то, как ястребы, накидываются на наиболее прогрессивные и демократичные организации и общественные — то есть, народные — движения: «Мир», «Равенство», «Братство»… О каком же Будущем заботитесь вы?

Я был уверен, что припер его к стенке, и снисходительно посмотрел на гостя. Но Стойкий как будто и не слышал моей тирады! Молча допил пиво, закурил и лишь тогда заговорил низким, хриплым голосом, с трудом, с каким-то внутренним напряжением произнося слова:

— «Мир», «Братство», другие — проказа! Она ползет по странам и народам вот уже три тысячи лет, она принимает любые обличья, потому что сама не имеет лица! Ради своих целей она использует любые средства: от убийства и предательства до религии и революций! Но везде и во все времена она защищала только себя и себе подобных, и всегда — за счет остальных. И вы, Стражи, нужны ей только для охраны ее Будущего, у прочих же Будущего быть не должно!..

— Подожди! — не выдержал я.

От его простых, понятных и в то же время невероятных слов спину обжигало холодом и жесткой решимостью, а в неподготовленной к такого рода спорам голове назревал большой кавардак, от которого необходимо было срочно избавиться. Просто в силу инстинкта самосохранения, черт возьми!..

— Постой, — я с усилием придал мыслям нужное направление. — Почему ты с такой уверенностью говоришь за всех и против всех? Откуда ты можешь знать о высоких целях «Равенства» или «Народной воли»? Ты же смотришь на них только через прорезь прицела! Кто дал тебе право говорить от имени народа, наконец? И, если уж на то пошло, зачем ты пришел сюда: агитировать Стража или сдаться?

Он прекрасно видел мои метания, но и не подумал этим воспользоваться! Вместо этого невозмутимо и ровно продолжал:

— Сдаются только трусы, либо тяжелораненые. Агитация — это метод сильных для управления слабыми, способ умных для подчинения дураков. А говорю я так, потому что знаю! Я видел эту заразу победительницей, но, слава Богу, не здесь. Ей у нас еще далеко до победы, если сами не поможем раздавить себя по простоте своей. А там она победила — жестоко и навсегда! И не без моего участия!!.. — он вдруг сорвался на крик.

Резким движением Стойкий расстегнул молнию комбинезона, и в телевизионном полумраке комнаты на груди у него, на широкой алой ленте тускло высветился небольшой металлический диск с изображением парящего орла в лучах восходящего солнца. Красивая восточная вязь окаймляла рисунок.

Я не мог оторвать взгляд от чеканного мужества гордой птицы. Все привитые Уставом Школы слова о долге и миссии, единстве целей и средств, чистоте помыслов и величии Пути — вдруг разом исчезли. Родившаяся пустота быстро заполнилась не то звоном далеких колоколов, не то просто неразборчивым гулким бормотанием, будто говорили тысячи усталых людей, собравшихся в пустующем храме…

— Кто ты? — попытался спросить я и не услышал собственного голоса.

Стойкий улыбнулся каким-то жутким, волчьим оскалом, потом вытащил из-за пазухи черный берет с распластанной птицей на сгибе, одним заученным движением одел его, сбив на затылок, и поднялся.

— Ты уже знаешь, Инспектор.

Он передернул затвор невесть откуда взявшегося короткого, черного автомата и, бросив его за спину, вышел.

Гул в голове стих также внезапно, как и возник. Испуганные «школьные» мысли потихоньку выбирались из укрытий, расползаясь по своим привычным местам. Но теперь они все были со знаком вопроса.

Я допил степлившееся пиво, выключил ставший ненужным «щуп» и кивнул, глядя в непроницаемую черноту за окном.