Найти «Сатану»

Через несколько минут Ан-24 начал разбег и вскоре оторвался от бетонки полевого аэродрома.

3 ноября 1982 года

Западная Сибирь, охотничья зимовка

Василий вынес из охотничьей избушки последнюю связку высушенных соболиных шкур и стал укладывать их на грузовую площадку сзади, поглядывая, как отец утепляет жилище. Дормидонт нагрёб снег вокруг сруба до третьего венца брёвен и теперь утрамбовывал его, идя вдоль стены и прихлопывая лопатой. Это был крепкий пятидесятилетний мужик с резкими морщинами на обветренном, задубелом лице.

– Денёк какой пригожий! – сказал он, остановившись и опершись на лопату. – Морозец градусов десять, не больше, солнышко… Сегодня нужно ещё постель вынести – проветрить, раз уж на промысел не пошёл.

– Бать, может, всё-таки вернёшься в Листвянку? Как ты тут один зимовать будешь?

Дормидонт снял рукавицу, заткнул одну ноздрю и смачно высморкался. На руке у него синела выцветшая татуировка: восходящее солнце с длинными и короткими – вперемешку – лучами. Чуть ниже надпись: «Колыма 1952–1960»

– Да чё же ездить туда-сюда?! Первый раз, что ли? Набью побольше, высушу пушнину, а ты потом приедешь, заберёшь. Да и не один я, с Верным, – пожилой охотник кивнул на греющуюся на солнце западносибирскую лайку. Рыжий пес, щуря на солнце карие глаза, словно понял, что говорят о нём, и повернул морду в сторону хозяина.

– Да еще двустволка и карабин, – криво улыбнулся Дормидонт.

– А если завьюжит и я не смогу добраться? – попытался в очередной раз убедить отца Василий. И сдвинул на затылок самодельную беличью шапку.

Длинная куртка была тоже подбита некондиционными беличьими шкурками – их все равно не продашь, а греют отлично. Хотя отец такого «фасона» не одобрял.

– Значит, приедешь, когда сможешь! Не сидеть же на печи всю зиму! Это вам, молодым, абы за девками таскаться.

– Ну, началось…

– А как ты думал? Тебе уже двадцать стукнуло, через годик-другой жениться надумаешь. Значит, запас денежек надо иметь! А чужой дядя семью твою обеспечивать не будет…

– Да знаю, бать! Я же за тебя переживаю.

– А нечего переживать! – смягчил тон Дормидонт. – Люди здесь не ходят, а зверь мне не страшен. Да со зверями мне спокойней, чем с людьми.

Василий закончил укладывать шкуры и стянул их завязкой.

– Ладно, поехал я тогда, что ли?!

– Давай! От промоин на Чёрном урочище подальше держись – там лёд тонкий ещё, с болота тепло идёт. Шкуры выдубишь, но без меня перекупщикам не сдавай!

Отец и сын пожали друг другу руки. Подошёл Верный, повилял хвостом и сел рядом с хозяином. Василий закинул ружьё за спину, уселся на снегоход и запустил двигатель. Плавно тронувшись, снегоход легко двигался по неглубокому снегу, оставляя позади одинокую избушку с человеком и верным псом среди бескрайней тайги.

Движок тарахтел, распугивая лесных жителей. Вот метнулась в сторону лиса, вот рванули, повыше по стволу ели, две белки… Дорога была хорошо знакомой, Василий ловко маневрировал, выбирая короткий путь, «Буран» шел уверенно и хорошо слушался руля. Но все равно, петляя между деревьями, особо не разгонишься. Главное – выбраться на зимник, а там до Листвянки рукой подать… Точнее, не до самого поселка, а до развилки, но там уже, считай, совсем рядом… И насчет девок отец угодил в самую точку: в тайге какие девки? А он тут почти два месяц прожил, истосковался. Если муж Валентины Рожковой из тюрьмы не вернулся, можно к ней завернуть… Или к вдовой Галке. Или… А больше и не к кому: это поселок, все на виду. Видать, и взаправду жениться надо…

На снегу несколько раз встретились крупные волчьи следы. Откуда? Всех серых разбойников в округе они с отцом давно истребили. Видно, пришли новые, наверняка скоро хищники выйдут к избушке – они всегда идут на запах жилья. Надо бы отца предупредить, да как? Рацию бы купить… Ну, да с волками Дормидонт и сам разберется. Небось, в следующий раз среди шкур лис, белок да песцов будет еще и парочка волчьих…

За наблюдениями и размышлениями время шло незаметно. Вот и Чёрное урочище. Когда-то здесь полыхал пожар, но до сих пор тайга не залечила раны: черные искореженные деревья, черные, торчащие из-под белого снега коряги, неистребимый противный запах гари… И сотни ворон, по неизвестным причинам облюбовавших это место. Может, им хотелось быть незаметными – черные на черном, может, когда нет снега, на выжженной земле легче охотиться на мышей и прочую мелкую живность, может, привлекает возможность не прилагая труда расклевывать тушки пойманных в их силки белок… И портить шкурки, делая их непригодными для продажи. Сволочи!

Шум двигателя не очень встревожил пернатых, только несколько ворон, клевавших что-то на снегу, взлетели, уступая дорогу и, лениво махая крыльями, поднялись на деревья. Василий сбавил скорость – здесь было много пней, стволов деревьев, коряг…