Найти себя

– А я у него научился, а потом еще и своего поднабрался. Вот в совокупности и получилось вдвое больше. Диалектика,– развел я руками, но, зайдя в избу и плюхнувшись на лавку, мгновенно переменил тон на более серьезный.– А теперь сказывай, только не мешкая, отчего вся скотина передохла. А то народ соберется, а мне и ответить нечего.

– Не вся,– поправила меня травница.– Но скоро мор и до прочих доберется. А отчего... Я их еще летось упреждала – нечего к Змеиному вражку хаживать. И место гиблое, и травки там дурные встречаются, худо от их скотине будет. Но они ж сами с усами – вражек близехонько, а подале им топать лень, да и трава там на загляденье – высокая, сочная. Вот тебе и накосили.

– Траву в овраге? – усомнился я.

– Да нет, енто я так сказала. Лужок близ него есть – там они ее сбирали.

– А у Матрены почему жива?

– Поумнее прочих, потому и жива. Я ей опосля еще раз про пакостные травки поведала да ишшо показала, вот баба и прислушалась – взяла и выбрала их из сена, да потом не ленилась: каждую охапку допрежь того, как корове кинуть, сызнова проглядывала – не упустила ли.

– А что за травы? – поинтересовался я.

– Тебе на кой? – насторожилась старуха.– Они сами-то и в пользу пойти могут, ежели их чуток да с иными вместях. Вот токмо скотине...

– Нет, я о другом,– перебил я ее.– Ядовитые – понимаю. Но не могли же они одновременно всем коровам попасться. Как-то оно...

– Одна другой рознь. Вот, к примеру, трава хвощ. Ежели разок, другой, третий дать – вовсе ничего не будет. А месяцок пройдет – скотина с боков спадет, молока помене даст, потому как скапливается у ей в брюхе отрава[26].

– Так что, они такие глупые, что ли? – вновь не понял я.– Ведь не первый раз они там сено косят. Тогда коровы раньше бы сдохли – в самое первое лето.

– Сказываю же: им скопиться надо, чтоб поболе. В прошлые лета они там так густо не росли, вот коровы и перемоглись. Да и не в хвоще одном дело. Тамо и прочих в достатке. Иные и вовсе не приметны – искать в сене учнешь, дак весь запарисся. Лучшей же всего вовсе там было не косить, да народец тож понять надобно – худо с сеном нынче. Пущай не так, яко с хлебушком, а все одно – до весны то ли хватит, то ли нет. Тут и к Змеиному вражку пойдешь, и к гадючьей речке, и куды токмо не залезешь. Да и не было там о прошлые лета кое-чего. А тут мокрило, почитай, все лето, вота они и разрослись под дождями...

– Так, будем считать, что с этим разобрались.– Я хлопнул по коленям и, не откладывая, приступил к выяснению всего остального: – А что за метлу ты оставила на ветке?

– Слухай Осину поболе. Ничего я там не оставляла, даже и не видала.

– То есть он соврал?

– На кой? Скорее всего, и впрямь видал, а мне не до того было, чтоб на деревья глазеть.

– Так эта метла что, и правда на дереве болтаться могла? – удивился я.– А кто ее туда закинул?

– Никто. Само выросло,– сердито откликнулась старуха.– Енто ее в народе так прозвали – ведьмина метла, а на деле – растет из березы али там ольхи целый пук веток, прямо с одного места. Чего поперло – пойди пойми. Али ты помыслил, что я и впрямь на ей летала? – И, криво усмехнувшись, согласилась: – Хотя да, ежели ведьма, то должна.

– Более того, на мой взгляд, умение летать на метле – это единственное, что отличает ведьму от обычной бабы,– заметил я, но тут же торопливо добавил: – Но я ничего такого не помыслил, не думай, вот только хотел узнать: а в лес-то ты ночью ходила? Или Осина и тут брешет?

– Да нет, тут его женка не сбрехала,– неохотно призналась бабка Марья,– а уж куда да к кому – мое дело и потому сказывать не буду.

– Да и не надо,– хмыкнул я.– Подумаешь, великая тайна – сам небось догадаюсь. Куда – понятно, к камню заветному. К кому – тоже ясно. Кроме Световида, в лесу ни души. Зачем – угадать не берусь, но не на зло ворожить, это точно.

– А тебе...– начала было старуха, но сразу осеклась, умолкла и продолжила только после небольшой паузы: – Хотя да, запамятовала, откель ты сам в нашу деревню притопал.– Горько усмехнулась.– Ну а коль енто ведомо, остатнее и сам домысли. Дело-то нехитрое. Чай, не в одной Ольховке людишки от глада мрут.

– Неужто еду таскала?! – осенило меня.– Так ведь ты сама впроголодь живешь. К тому ж с Матреной не раз делилась, да и девчонку ее к себе взяла.

– Я так поняла, что ты сам на то намекнул, когда велел половину своей доли мне отдать,– заметила старуха.– Ишь ты, не поняла, стало быть.

– А что, голодно ему?

– Ежели бы один, куды ни шло. А там ишшо дюжина душ. Лес ныне вовсе худо родил – ни гриба не дал, ни ягоды. А на кореньях с травой долго не протянешь.

– Двенадцать душ! – ахнул я.– Ничего себе! Что же ты раньше молчала? Хорошо хоть теперь сказала – буду знать.

– От знаний во рту кусок хлеба не появится,– вздохнула бабка Марья,– да и голодное брюхо к знанию глухо.

– Так-то оно так, да не всегда,– рассеянно протянул я, прикидывая, как половчее разделить обоз, да еще желательно сделать это до его приезда в деревню – ни к чему местным знать, с кем пришлец поддерживает столь дружеские отношения, тем более после массового падежа скота.