Правда, через полчаса, поостыв, он все равно вернулся, осознав, что идти некуда. Я, терпеливо дожидавшийся его, любезно проводил лекаря в домишко Матрены и уложил на свою лавку.
Лекарь некоторое время ворочался с боку на бок – мешало заснуть девчоночье перешептывание и хихиканье, доносящееся с палатей, после чего, зло пробормотав: «Foolish children»[44]
, накрылся с головой полушубком и погрузился в тяжелый сон, сопровождаемый жуткими кошмарами.Однако наутро все прошло как нельзя лучше.
Правда, поначалу лекаря смутило отсутствие возчиков и их саней – куда делись-то? – но все вещи Листелла и невесть куда пропавшего больного были на месте, никто ничего не украл, хотя он, несмотря на строгие предупреждения бывалых английских друзей, вчера вечером забыл проследить за ними.
Зато спустя час после того, как мы с Алехой, забрав Арнольда, выехали на санях из деревни, лекаря ждало невероятное, но отрадное глазу видение. Прямо среди деревьев, на узле с тряпьем сидела та самая загадочная баба и бережно держала на коленях голову лежащего Квентина.
Хотя нет, вначале, как потом рассказывал нам сам Арнольд, он обмер от страха, решив, что тот мертв, но, когда бывший умирающий повернул голову в сторону подъезжающих, слегка приподнялся на локтях и слабо махнул Листеллу рукой, тот simply gasped in surprise[45]
.Несколько смущало лекаря лишь то, что дальнейший путь им предстоит проделать одним, а о здешних лесах и особенно об их обитателях у Листелла благодаря рассказам все тех же друзей сложилось самое отвратное впечатление. Он старался не думать о самом худшем, отгоняя дурные мысли о страшных русских разбойниках, но выходило еще хуже.
Дело в том, что, разгоняя свой страх, он то и дело спрашивал про них у меня, а так как сидел на других санях, то ему приходилось орать, да еще с чудовищным акцентом, и на второй день пути он окончательно меня достал, особенно тем, что все время, особо не церемонясь, называл Русь варварской страной, где возможно все.
«Ах так?! – решил я.– Ну все, достал ты меня! Придется тебе показать варваров во всем их великолепии. Будешь знать, как хамить».
К тому времени мы уже догнали купеческий обоз, так что вечером я договорился кое с кем из возчиков, которые дружно одобрили мою затею – в монотонной дороге любое развлечение в радость.
А на следующий день поутру мы сознательно приотстали – дескать, упряжь поломалась, оглобля согнулась, вожжи отстегнулись, короче, надо все чинить. Пока ремонтировали – обоз давно уехал, а лекарь вновь принялся выспрашивать меня о русских татях, испуганно оглядываясь по сторонам.
Я пожимал плечами, отвечал неопределенно, но когда починил упряжь и тронулись в путь, вдруг якобы что-то заметив под густыми раскидистыми придорожными елями, засвистел и погнал свою лошадь вскачь. Лекарь отчаянно торопил своего возницу, но тот, посвященный в мой план, не особо спешил, и... к вечеру «долгожданная» встреча сэра Арнольда с татями состоялась.
Толпа возчиков с диким ором выскочила наперехват, останавливая сани. Решив, что теперь-то его не спасет ничто, лекарь, по-заячьи тоненько взвизгнув, с невероятной скоростью принялся с головой зарываться в щедро наваленное на его сани сено. Но робкая надежда, что его могут не заметить, через несколько минут разбилась вдребезги, когда жуткий бородач с чудовищно густой бородой – очевидно главарь – нащупал грубой рукой несчастную ученую голову благородного медикуса Арнольда Листелла и, зверски оскалив крупные желтоватые зубы, прорычал что-то нечленораздельное.
Затем, бесцеремонно перехватив лекаря за грудки, он, скорчив самую ужасную рожу, страшнее которой Арнольд в жизни не видывал, злобно захохотал и потащил бедолагу из саней. Все жалкие попытки Листелла уцепиться за что-то, дабы отсрочить неминуемый конец, бородач, судя по всему, даже не замечал. Лекарь зажмурился, пытаясь вспомнить хоть одну молитву, но, как назло, все они повылетали из его головы...
Глава 12
Привал в Твери
– Никак сомлел,– удивленно произнес бородач, внимательно разглядывая беспомощно повисшее в его руках тело лекаря.
– Чай, он сам лекарь – не должон,– возразил кто-то из покатывающихся со смеху «разбойников».
– А вона, гля-кась.– Бородач старательно встряхнул Арнольда, как тряпичную куклу. Эффект от встряхивания был аналогичным.
– Тады сена нанюхался, вот и того,– предположил все тот же голос.– Известное дело – на Руси сенцо духмяное, таковского боле нигде нетути, а он в его с головой зарылся.
– Ну пущай отходит,– пробасил бородач и вежливо положил Листелла обратно в сани.– Кажись, будя с него.
– Куда ты его – ишшо хуже станет,– попрекнул его кто-то.– Ты его на сугроб, да рожу ему разотри.
– Возиться еще буду,– буркнул бородач и рекомендацию товарищей выполнил лишь наполовину – на снег переложил, но лицо растирать не стал, после чего двинулся к костру.
Ощутив свободу, Листелл затаился, некоторое время лежал не шевелясь, дабы окончательно усыпить бдительность разбойников, но, когда решил, что пора делать ноги, был вновь крепко схвачен, на сей раз за плечи и... мною.