Найти себя. Лучшая фантастика – 2023

Новый — уже совсем маленький, но до последнего предела — доворот дался через страшное «не могу», через хруст, боль и слезы. Быть может, вскрыв квартиру через несколько дней, участковый обнаружит в ней протухший труп сумасшедшего старика, самоубившегося диковинным способом, пусть этот способ посмешит циников и войдет в курьезы судебной медицины — наплевать. Не на такие еще риски шли отважные натуралисты в поисках знания!

Сразу куда-то пропало высшее существо, решающее судьбу Земли, исчез кусок Галактики со спиральным рукавом, а сама Галактика съежилась в туманное пятнышко, затем превратилась в малоприметную точку и затерялась среди великого множества ей подобных. Глеб Петрович увидел Вселенную — раздувающийся неведомо зачем пузырь, где галактик не меньше, чем микробов в океане, сложную, но на диво стройную новую систему связей и верховного координатора Вселенной, по сравнению с могуществом которого давешнее высшее существо тоже не более чем микроб…

А потом (должно быть, Глеб Петрович умудрился с серьезным риском для жизни повернуть голову еще на одну угловую секунду) пузырь Вселенной съежился до размеров апельсина, и тогда внутреннему взору открылось великое множество подобных пузырей, свободно парящих в совсем ином пространстве, если только его вообще можно было назвать пространством. Одни пузыри росли, другие сжимались, третьи медленно пульсировали. Пролетел странный пузырь в виде бублика. Некоторые особенно невезучие пузыри-вселенные сталкивались и, едва соприкоснувшись, беззвучно лопались, обращаясь в ничто. А некоторым кто-то помогал лопнуть.

— Бу-бу-бу… — издавало звуки непонятное существо. — Бу-у. Ы-ы… Гу-гу.

Бесформенное, невообразимо громадное, намного превышающее размерами самый крупный пузырь, схожее повадками с младенцем, едва-едва научившимся сидеть, оно то и дело неловко тянулось отростком к тому или иному пузырю, касалось его — и пузырь лопался. Малыша это забавляло.

— Угу-гу, — тянул он. — Бу-бу-у… Га. Бу-бу…

Пузырь нашей Вселенной медленно дрейфовал, счастливо избегая столкновений с другими пузырями, но дрейфовал в сторону страшного младенца и уже, пожалуй, находился в пределах его досягаемости.

Глеба Петровича уже ничто не могло испугать. Да и ясно же: тут жутко ускоренный масштаб. Когда чудовищное дитя из той сверхвселенной дотянется до нашего пузыря? Через миллиард лет?

По правде сказать, личные перспективы тревожили Глеба Петровича гораздо сильнее. О чем он и поведал мне, несколько конфузясь.

* * *

— Не беспокойтесь, — сказал я, — вы уже сообщили мне все, что я хотел знать. Однако долг платежом красен. Сколько, вы говорите, вам осталось жить? Четыре года?

— С половиной.

— Вы проживете еще минимум тридцать лет, — щедро пообещал я, — причем не заведете знакомство ни с Паркинсоном, ни с Альцгеймером. Более того, вас уже никогда не будет беспокоить стригицефалия. Вы о ней даже не вспомните. Вы и меня забудете, потому что незачем вам обо мне помнить. Через минуту объявят регистрацию на ваш рейс, и вы улетите. Полет будет проходить спокойно, грозовой фронт рассеялся. За его создание я прошу у вас прощения. Приятного отдыха.

Он дико посмотрел на меня и молча пересел на другое сиденье. Я улыбнулся, встал и пошел прочь, не сочтя возможным просто исчезнуть на глазах людей. Выходя на вольный воздух, я услышал объявление о посадке на рейс до Минвод. Надеюсь, его слышал и Глеб Петрович, потому что в эту самую минуту я производил обещанные вмешательства в его внутренние органы и память, а такие вмешательства при всей их благотворности оглушают не хуже удара дубиной по макушке. Впрочем, это обычно не длится более одной-двух минут. Ничего с ним не сделается, подумал я, и улетит он, и будет вдыхать на курорте свежий воздух, и пить нарзан, и принимать минеральные ванны, в которых ему уже нет никакой надобности, и всячески радоваться жизни, а курить станет меньше. Я отблагодарил его — за эту привычку меня то и дело ругает начальство, — и больше он не был мне интересен. Отработанный материал.